Дива

Арджун же проводил огромное количество времени в обществе самого месье Филиппа, тот не поспешил удалять от себя дипломата из Вессекса только потому, что я больше не стала для Солнышка обязательным приложением, как изначально тот опасался. Напряженность между мной и другом постепенно начала сходить на нет, впрочем, с ней уходила и прежняя близость, которая между нами была с самого детства. После того, как от Солнышка отдалился его некогда лучший друг, Брендон Фелтон (не без причины, стоит сказать) мы с Большим братом сцепились как сиамские близнецы, хотя до того я куда больше времени проводила с Индирой, сестрой Арджуна, а вовсе не с ним самим.

Сейчас эта тесная связь была одним мановением руки разорвана Филиппом Маруа, а я не знала даже, расстроена или, напротив, обрадована обретенной от Солнышка свободе. Свобода — это вообще не самый приятный подарок, поди пойми, что с ней еще делать.

И вот спустя две недели без Арджуна и без тени Маруа за плечами Филипп решил позвонить мне. Сам. Именно мне, причем с таким расчетом, что Арджун никак не мог прознать об этом звонке: Солнышко как раз ехал в этот самый момент в какой-то то ли клуб, то ли на очередную частную вечеринку и никак не мог знать, что его новый «лучший друг» решил поболтать немного со мной.

— Добрый день, Аннабель, надеюсь, я не отвлекаю вас от важных дел? — первым делом осведомился Маруа, и сразу стало ясно — это только начало разговора.

Я только-только доехала на такси до дома и сейчас проходила мимо консьержа в холле, приветливо кивнув ему. Милый мужчина за пятьдесят был безукоризненно вежлив и искренне пытался помочь всем жильцам, так что я старалась лишний раз не обижать его невниманием.

— Нет-нет, Филипп, — произнесла я со странной, несвойственной мне поспешностью. Странно, но после долгого перерыва в общении вдруг показалось, что я… соскучилась? Ощущения были странные и даже неожиданные. — Вы не отвлекаете меня.

Тут же вспомнились наставления матери, которая с младых ногтей славилась своим удивительным искусством с легкостью вертеть мужчинами любых возрастов. Она твердила, что никогда нельзя представляться перед мужчиной свободной и слишком доступной для общения. Таким моя мама, Ребекка Стоцци, в девичестве Скотт, видела путь к обретению счастливой семейной жизни, и ее не особо смущало, что сама она по этому пути не дошла до конечной точки. Причем мне до сих пор было непонятно, любила ли мама, такая мудрая и прозорливая, просто другого мужчину, или двоих разом.

— Я бы хотел пригласить вас в театр завтра, Аннабель, — не слишком сильно удивил Маруа желанием провести со мной время. — Только вы, я и места в партере.

Уже только одними этими словами любитель блесток дал понять, на что рассчитывает сам и чему стоит готовиться мне. Партер не предполагает той интимности, что ложа, так что моя честь не подвергнется и малейшей опасности, а то, что все это только между мной и Маруа, лишало Арджуна возможности указывать и давить. Хотя он уже вообще не пытался подсовывать меня галатийцу как красивую и дорогую куклу.

— Мне казалось, мы уже с вами все обговорили, — осторожно обронила я, не до конца уверенная в том, какое именно решение стоит сейчас принять.

Маруа весело фыркнул на том конце. Кажется, его невероятно забавляла эта игра в кошки-мышки и даже не пугала возможность отказа. Вообще, мужчина в этом смысле существа на удивление трепетные и каждый отказ воспринимают как небольшой конец света. А вот Филиппа Маруа, похоже, вообще не беспокоил возможный удар по самолюбию.

— Вы так и не отказали мне, Аннабель, — напомнил мужчина.

И ведь он был совершенно прав, я допустила подобную оплошность.

— А вы чрезвычайно настойчивы, Филипп, почти неприлично настойчивы, — с укоризной заметила я. После того, как Маруа по собственному желанию спас меня от произвола Арджуна, просто потому что мог, он вызвал мою симпатию и — страшно подумать! — даже некоторую каплю доверия.

— Правила приличия так непостоянны, Аннабель, поэтому в подобных нашему вопросах я предпочитаю прислушиваться к интуиции и здравому смыслу, — мягко проговорил — практически промурлыкал — павлин, которого мой упрек ни капли не смутил.

Вообще, судя по моим наблюдениям, Маруа практически никогда не смущался, даже если в чем-то и давал осечку. Он с легкостью смеялся над собственными оплошностями, причем настолько искренно… что на них никто не обращал никакого внимания.

— То есть ваши инстинкты подсказывают… — начала было я и смолкла, пытаясь подобрать такую формулировку, чтобы не нанести Маруа тяжкую обиду. Ссориться с ним не хотелось, однако теперь уже не из-за того, что потеря благоволения сиятельного месье может причинить вред планам Арджуна… Общение с теми, кто долгие годы знал Филиппа Маруа, позволило понять, что с этим человеком лучше быть в хороших отношениях. Нет, все до единого твердили, что «наш Филипп такая душка», однако проскальзывали подчас оговорки, после которых я начала подозревать, что душка, если что, может и сдачи дать при случае.