Дьюи. Библиотечный кот, который потряс весь мир

Мне было девятнадцать, и я была юной и глупой и пообещала брату. Я никогда никому не рассказывала об этой ночи, но теперь-то знаю, что душевное заболевание часто поражает молодых людей, особенно ярких и талантливых, когда они разменивают свой третий десяток. Я поняла: Дэвид болен. Болен, как и Стивен, хотя это не было так заметно. Если не начать лечения, то его состояние ухудшится и жизнь покатится под откос. Через несколько лет он изменился до неузнаваемости. Он ничем не мог заниматься. Перестал шутить, даже со мной. Начал принимать лекарства, в основном антидепрессанты, чтобы справиться с депрессией. Он усыновил ребенка своей жены. В первое время брат звонил мне каждые несколько месяцев, и мы говорили часами, но с годами я слышала его голос все реже и реже.

Когда в январе 1980 года умер Стивен, Дэвид пристрастился к наркотикам. Он сказал, что не может без них обходиться. Его дочери Маккензи было четыре года, и мать ребенка пресекла любые контакты Дэвида с девочкой, пока он не откажется от своего пристрастия. Через восемь месяцев после смерти Стивена Дэвид позвонил мне среди ночи и сказал, что потерял свою дочь.

– Ты не потерял Маккензи, – объяснила я ему. – Если ты чистый, то можешь навещать ее. А если ты под кайфом, то нет. Все просто.

Он не мог видеться с дочерью. В ту ночь мы обсудили миллион вариантов, но все, что я предлагала, было неосуществимо. Он оказался перед глухой стеной и не видел для себя никакого будущего. Этот тупик смертельно пугал его, но он поклялся мне, что ничего не предпримет, пока мы не поговорим снова. И заверил меня, что любит свою дочь и никогда ее не оставит. В конце той ночи или под утро мой брат Дэвид, друг моих детских лет, взял дробовик и спустил курок.

Моя подруга Труди отвезла меня в Хартли уже ночью. Я с трудом дышала и не могла сесть за руль. Мои родители были не в лучшем состоянии. Никто из нас не думал, что Дэвид так скоро последует за Стивеном, но это случилось независимо от нашей воли. Через несколько дней после похорон хозяин съемной квартиры Дэвида стал названивать моим родителям и докучать им. Он требовал забрать вещи Дэвида и привести квартиру в порядок, чтобы он снова мог сдавать ее. Это было еще одним напоминанием, что Дэвид жил далеко не в самом лучшем районе и имел дело не с самыми приятными людьми.

Мы отправились в Мейсон на двух машинах. Отец, мои братья Майк и Дуг, а также двое старых друзей Дэвида ехали впереди. Моя мать, Вал и я следовали за ними в пикапе. Когда мы подъехали, у обочины стоял хозяин квартиры.

– Не входите туда, – сказал папа. – Ждите здесь. Мы все вынесем.

Пока отец не открыл двери, мы этого не знали, но после смерти Дэвида в квартире ничего не было тронуто. Повсюду царил оставленный Дэвидом беспорядок. Отцу, Майку и Дугу пришлось все протереть, прежде чем вынести и уложить в пикап вещи. Все же я могла разглядеть пятна. У Дэвида были скудные пожитки, однако, чтобы разобрать все вещи, нам потребовался целый день. Папа, Майк и Дуг никогда не говорили об этом дне. Когда я сказала папе, что написала книгу, он попросил меня не упоминать о Дэвиде. Это не было вызвано чувством стыда или стремлением сохранить все в тайне. В его глазах стояли слезы. Даже по прошествии времени ему по-прежнему больно говорить об этом.

Через две недели после смерти Дэвида нужно было кастрировать Макса. Ветеринар дал ему анестезию и вышел на десять минут, пока препарат не подействует. К сожалению, он не убрал из клетки миску с водой. В ней было немного воды, но Макс упал мордочкой в миску и захлебнулся.

Мне довелось стать свидетелем трагедии. Ветеринар знал мою семью и то, через какие потрясения пришлось пройти моим родителям. Теперь же должен был сообщить им, что убил их кота. Мы все, потеряв дар речи, несколько секунд смотрели на него.

– Я всей душой любил этого кота, – спокойно, но твердо произнес папа. – Ты сукин сын.

Затем он повернулся и пошел наверх. Он не мог заставить себя говорить с этим парнем, даже смотреть на него. Отцу стало плохо после этой вспышки гнева, но смерть Макса – это явный перебор. Это слишком.

Весной 2003 года маме поставили диагноз лейкемия, и они с отцом взяли котенка. На протяжении двадцати лет после смерти Макса у мамы не было перса. Но, вместо того чтобы взять перса, как они намеревались, родители вернулись к гималайской породе – помесь перса и сиамской кошки. Это был серый красавец с бархатными голубыми глазками, поразительно похожий на Макса, независимого и обаятельного. Они назвали его Макс II.

Макс II стал первым признаком того, что смерть мамы приближается. Но только не для папы. Моя мать всегда была сильной женщиной. Папа верил, что ей все по плечу. Но мама все понимала. И знала, что именно эта болезнь унесет ее жизнь, и не хотела, чтобы папа оставался в одиночестве.