Дьюи. Библиотечный кот, который потряс весь мир

В 1976 году моему брату Стивену поставили диагноз: неходжкинская лимфома[11] в четвертой стадии – последняя стадия смертельного рака. Доктор сказал, что у брата в запасе два месяца жизни. Стивену было девятнадцать лет. Он боролся с болезнью и держался с таким достоинством, о котором мне не приходилось даже слышать. Он не просто сражался с раком – брат продолжал жить и никогда не терял чувства собственного достоинства. Однако победить рак было невозможно. Болезнь убивала его, но он снова возвращался к жизни. Терапия была болезненной, и она пожирала почки Стивена. Мой брат Майк, лучший друг Стивена, предложил ему одну из своих почек, но Стивен сказал: «Не стоит. Я просто разрушу ее».

Пока я вела свою борьбу, чтобы оформить развод и встать на ноги, Стивен сражался с раком. К 1979 году он прожил дольше, чем кто-либо из больных в Айове с четвертой стадией этой формы лимфомы. Врачи подвергли его такой химиотерапии, что в его венах почти не осталось крови. Поскольку все надежды, связанные с терапией, уже были исчерпаны, Стивен записался в Центр экспериментальной терапии в Хьюстоне. Приступить к лечению планировалось в январе, но до отъезда ему хотелось побыть на настоящем Рождестве семейства Джипсонов. Попробовать густую похлебку из моллюсков, которую отец всегда готовил под Рождество. Попросил меня сделать его любимый попкорн с карамелью. Он сидел под одеялом, улыбаясь, пока мы играли на доморощенных инструментах в семейном оркестре Джипсонов. В канун Рождества стоял мороз – минус восемнадцать градусов. Стивен так ослаб, что с трудом мог стоять на ногах, тем не менее он настоял, чтобы все отправились на полуночную мессу. В свою последнюю ночь пребывания в отчем доме он заставил меня в два часа ночи отвезти его к тете Марлен, чтобы попрощаться с ней. А затем попросил, чтобы я посмотрела вместе с ним фильм «Песнь Брайана», посвященный футболисту, больному раком.

– Нет, спасибо, Стиви. Я его уже видела.

Но он настаивал, и я осталась. В первые пять минут фильма он заснул.

Неделю спустя, 6 января, Стивен в пять утра разбудил свою жену и попросил ее помочь спуститься по лестнице. Когда через несколько часов она наведалась к нему, то не смогла разбудить. Лишь позже мы узнали, что он не записывался в Центр экспериментальной терапии в Хьюстоне. За день до Рождества врачи сказали ему, что все возможности лечения исчерпаны. Он ни слова не сказал об этом – хотел, чтобы последнее для него семейное Рождество Джипсонов прошло без слез и причитаний.

Мои родители тяжело перенесли смерть Стивена. Смерть может развести двух людей, но маму с папой горе сблизило. Они вместе плакали и разговаривали. Оба нуждались друг в друге. Отец обратился в католицизм, религию матери, и впервые за всю свою зрелую жизнь стал регулярно посещать церковь.

И они завели кота.

Три недели спустя после смерти Стивена отец подарил матери голубого перса, которого назвал Максом. Для них наступили ужасные дни, просто чудовищные, но Макс оказался поистине святым котом; в нем присутствовало чувство собственного достоинства, и он не был взбалмошным. Ему понравилась раковина в ванной, которая стала его любимым местом в доме, где он спал, за исключением тех случаев, когда кот пристраивался рядом с мамой. Если какой-то кот и мог повлиять на отношения в супружеской паре, то это Макс. Он поддерживал моих родителей, поднимая им настроение. Заставлял их смеяться. Составлял им компанию в опустевшем доме. Дети любили Макса как яркую личность, но мы особенно ценили его за заботу о родителях.

На старшего брата Дэвида, моего дорогого друга и вдохновителя, смерть Стивена тоже сильно подействовала. Дэвид оставил учебу в колледже за шесть недель до окончания учебного заведения и после нескольких неудачных попыток все же закончил курс обучения в Мейсон-Сити, Айова, примерно в ста милях [около 161 км. – Ред.] к востоку от Спенсера. Должна признаться: думая о Дэвиде, я вспоминала Манкато, Миннесота. В Манкато мы с ним очень сблизились. Мы замечательно проводили время вместе – просто восхитительно. Однажды ночью, незадолго до того как он бросил учебу и уехал, Дэвид постучался ко мне. На улице было десять градусов мороза, и он протопал десять миль [около 16 км. – Ред.].

– Со мной творится что-то неладное, Вики, – сказал он. – Голова не в порядке. Думаю, что-то нарушилось. Не говори маме и папе. Обещай мне, что ты никогда не проговоришься.