Вот и она на гребне. Немец, согнув колени, быстро съезжал вниз по каменистой осыпи. Расстояние между ними явно увеличилось. Илита решилась. Стоя наверху, она внимательно прицелилась и выпустила в фашиста три пули, стараясь попасть ему в ногу. Мимо! Мимо! И снова мимо! Не повинуются ей руки после штурвала, после волнения, связанного с вынужденной посадкой!
Прежде чем броситься вслед за фашистом, она оглянулась. Со стороны моря, отрезая беглецу путь к побережью, шел на всех парах маленький сторожевой катер с тремя матросами на палубе. Видно, заметили моряки, как упал «мессер», как раскрылся парашют, и теперь шли на поиски вражеского летчика.
Илита побежала за немцем. Тот уже приближался к лесу, когда на опушке показались люди из поселка.
— Хенде хох! — крикнула Илита. — Руки вверх!
Но фашист не собирался сдаваться. Он круто повернул и бросился в сторону от побережья — это был единственный свободный путь, обещавший фашисту спасение. Правда, чтобы уйти от преследователей, летчику надо было перелезть через высокую бетонную стену. Стена предназначалась, должно быть, для виадука, а быть может, служила защитой от оползней.
Судорожно цепляясь за выступы, фашист карабкался вверх. Он лишь один раз оглянулся и встретился глазами с Илитой, которая, опередив людей из поселка, была уже совсем близко.
— Хенде хох! — на всякий случай снова крикнула Илита.
Но немец, наверно, и не слышал ее. Это был очень молодой рыжий парень, с длинным лицом, перепачканным то ли машинным маслом, то ли землей. Илита обратила внимание на его руки: тонкие, но сильные и сплошь покрытые кровью.
По ту сторону бетонной стены, на террасе, росли большие деревья. Некоторые выбросили крепкие ветки прямо к поляне. Немец с надеждой посматривал на них. Если он дотянется до первой же ветки, нужно будет только подтянуться — и он за стеной, вне опасности.
Илита с детства хорошо лазила по скалам. И бетонную стену не считала серьезным препятствием для себя. Что ни говори, а она все-таки горянка…
Она сунула пистолет в карман комбинезона. В один миг нашла на стене несколько бугорков и впадин. Так, отлично! Ногу — сюда, а руку — туда. Теперь ногу туда…
Она вскинула голову и вдруг увидела на гребне стены человека в синем больничном халате. Человек, по всей видимости, поднялся на стену с террасы. Он держал в руках большую суковатую палку.
Когда немец приблизился к нему, человек размахнулся и изо всей силы ударил гитлеровца палкой. Летчик, вскрикнув, покатился вниз, чуть было не задев Илиту.
Он лежал на земле, со страхом глядя на людей из поселка. Тут были и раненые из госпиталя, и солдаты караульной роты, и даже две девушки — медицинские сестры.
Один из раненых шагнул к поднимавшемуся фашисту и ткнул его кулаком в грудь:
— У-у, сволочь гитлеровская! Гадина! — Он обернулся к поселку, над которым по-прежнему клубился черный дым. — Смотри, твоя работа!..
Илита в одну секунду очутилась на земле. Вот уж чего нельзя допустить — чтобы люди расправились с пленным! Он нужен командованию, этот «язык». В штабе с ним поговорят, и, можно не сомневаться, он расскажет многое!
— Стойте, товарищи! — крикнула Илита. — Не трогайте пленного!
Но возмущение раненых было так велико, что, казалось, еще минута, и они бросятся все разом на фашистского летчика и растерзают его. Хорошо, что на помощь Илите уже спешили моряки со сторожевого катера.
Молоденький черноволосый мичман с видимым удовольствием протянул ей руку:
— Будем знакомы — мичман Габуния!
— Илита Даурова. — Она тут же поправила себя: — Лейтенант Даурова.
— А здорово вы на своей «этажерочке» этого фрица сбили! — восхищался мичман. — Мы с моря все видели.
— Я его не сбивала, — устало вздохнула Илита, — он не мог из «пике» выйти…
— Ну, сбивали или не сбивали, а одним «мессером» у Гитлера меньше стало, — усмехнулся мичман. — Вставай, падаль фашистская! — Габуния со злым презрением взял немца за рукав кителя. — Вставай, говорю!
Немец встал, с тревогой поглядывая на стоящих поблизости раненых в синих халатах. Тот человек, что сшиб летчика со стены, грозно махнул палкой.
— Мало я ему дал! — крикнул он. — Мало! Был бы внизу, еще бы добавил!
— Я доложу командиру о вашем подвиге, — сказал мичман Илите. — А пленного мы заберем с собой. В штабе с ним по душам побеседуют. Верно, немало знает! — Он оглянулся на своих матросов: — Берите его! Головой за него отвечаете. Я сейчас вернусь, только погляжу, что там стряслось с «этажерочкой» лейтенанта…
По дороге к морю мичман спросил у Илиты:
— Вы, случайно, не из хозяйства Джапаридзе?
— Случайно, да, — улыбаясь, ответила Илита.
— Мои земляк! А вы откуда будете, если не секрет?
— Из Осетии.
— Землячка! — радостно воскликнул Габуния.
— Ну, если так считать, — Илита дружелюбно взглянула на мичмана, — все советские люди — земляки!
— И то правда, — согласился он.
— Давайте побыстрее, — заторопилась вдруг Илита. — Мой стрелок-радист ранен, оставила я его около машины…
Через несколько минут они были у «Ласточки». Богомолов лежал в тени самолета. Он не стонал, но, судя по глазам, по закушенной губе, испытывал сильные страдания.