Дика

Ефименко кивнул головой.

ОДНИМ «МЕССЕРШМИТТОМ» МЕНЬШЕ…

Ночью Илите приснился страшный сон. Позже она говорила, что он был пророческим. Снилось ей, что «Ласточку» окружили ястребы — небольшие, но стремительные, безжалостные, со стальными крыльями. Они клевали самолет Илиты, и было видно, как от этих ударов лопается обшивка фюзеляжа. Вот на одном крыле замаячил оранжевый огонь. Он ползет к кабине, где сидит Илита, ползет медленно, но упорно. И тут раздался взрыв, от которого «Ласточка» распалась на части, а Илита проснулась в тревоге и волнении…

Она несколько минут не спала. Потом, когда злые ястребы забылись и волнение улеглось, снова приникла к подушке. И — странное дело! — сон, словно его и не прерывали, продолжался. Во всяком случае, Илита знала, что «Ласточка» ее погибла, но сама она каким-то чудом осталась жива.

Она лежала на поляне, усеянной яркими цветами. Вдруг из дальних кустов вышел Харитон. Он был в белом кителе и почему-то в белой смушковой папахе. Подойдя к Илите, он не выразил удивления, словно знал, что встретит ее здесь. Одну руку он просунул ей под голову, чуточку приподнял и поднес к губам алюминиевую флягу. Илита приникла губами к горлышку, но Харитон в то же мгновение отнял флягу. «Умираю — хочу пить!» — сказала Илита. Однако Харитон продолжал дразнить ее: он то приближал флягу, то отнимал. «Он меня не любит!..» Мысль эта поразила Илиту, и она опять проснулась.

Долго лежала, вспоминая все детали страшного сна. К чему ей привиделись ястребы? Как странно вел себя Харитон! Почему он только дразнил ее? Почему не дал ей пить?

Конечно, Илита давно освободилась от предрассудков. Расскажи ей кто-нибудь такой вот сон, она бы засмеялась: глупости это! Но забыть свой сон, отмахнуться от недавних страшных и странных видений она не могла. Быть может, ей грозит беда? Быть может, что-то случится с Харитоном?..

Илита уснула с трудом. Утром сон уже не казался ей столь зловещим, как ночью. Мало ли что привидится!

Утро выдалось сырое, хмурое. Густой липкий туман стлался по земле. В этом тумане маленькие «У-2» казались неправдоподобно громоздкими, большими. Но, как сообщила метеослужба, туман был неглубок. Пробившись сквозь его полосу, можно было летать.

С первой неприятностью в этот день Илита столкнулась в кабинете военврача. Тот каждое утро проводил медицинский осмотр летчиков. Военврач — добродушнейший старик с прокуренными седыми усами — на этот раз необычно долго и тщательно выслушивал Илиту, а потом изрек:

— У вас гриппок, любезная. В полет вас пускать нельзя.

Илита чуть не задохнулась от негодования.

— Но ведь я чувствую себя отлично! — воскликнула она. — И потом, как вам не стыдно говорить сейчас «гриппок», когда война идет, когда наши люди…

— Я не хуже вашего знаю, что идет война и что наши люди сегодня делают, — спокойно прервал Илиту военврач. Он вытащил из столика журнал медицинского осмотра в что-то записал там. — Завтра полетите, а сейчас отдыхайте…

— Не буду я отдыхать! Не буду!

В комнату заглянул старший лейтенант Ефименко. Он тоже напустился на врача:

— Что же это получается? У меня скоро летать будет некому: у одного, видите ли, мозоль на ноге, у другого насморк, а теперь и Даурову тоже на койку отправляете?

— Отправляю. — Врач и сейчас отвечал спокойно. — У меня нет другого выхода.

— Да вы не врач, — вскричал Ефименко, — вы саботажник! Да-да, уважаемый Никифор Матвеевич, — саботажник!

Военврач вздохнул. По-видимому, ему было трудно сохранять спокойствие в этом разговоре.

— Я выполняю свой долг, — отчеканил он.

— Сейчас наш общий долг — воевать с фашистами, не щадя ни крови, ни жизни! — выкрикнул Ефименко. — А вы — «гриппок», «мозоль на ноге»!..

Врач пожал плечами.

— Можете на меня жаловаться. Это ваше право. А мое, — врач прищурил глаза, — следить за здоровьем летчиков…

Джапаридзе, выслушав Ефименко, сам отправился поговорить с врачом, а затем, избрав в споре среднюю линию, одного летчика освободил от полетов, а двух других, в том числе и Илиту, послал на задание.

Бой наших «катюш» с танками противника на границе известных только командованию да экипажу Дауровой четырнадцатого и пятнадцатого квадратов — это был лишь отблеск огромного сражения, развернувшегося в то время на пороге Кавказа и донских степей. Атаки фашистов и наши контратаки, снова атаки фашистов и снова наши контратаки — так продолжалось уже много дней и ночей.

Немцы были обескровлены, и все-таки, не считаясь с потерями, старались удержать инициативу в своих руках — они наступали.

Илита знала: то поле, на котором «катюши» сожгли немецкие танки и остановили мотопехоту, теперь у врага. Грохот битвы стал более явствен — фронт приближался к аэродрому.

Как и вчера, Илите было поручено провести разведку, собрать данные о наступающем противнике.