Дика

— Нравятся наши соколы? — спросил без тени иронии давешний веселый и разговорчивый лейтенант. Теперь он был чисто выбрит, от него попахивало одеколоном. Он протянул Илите широкую ладонь: — Давайте знакомиться. Иван Ефименко. Командир звена. Вот что я хочу вам сказать: если для летчика с такой прекрасной косой не найдется места, я его приму с распростертыми объятьями. У меня в звене как раз не хватает пилота…

— Спасибо, товарищ лейтенант, — поблагодарила Илита.

— Все о косе печалитесь? — участливо спросил Ефименко. — Авось отступится Джапаридзе, он отходчив…

Откровенно говоря, Илита думала сейчас не о Джапаридзе. Ей вспомнилось, как перед отъездом из Орджоникидзе военком попросил ее выступить на митинге молодежи города. Митинг был многолюдным, на нем присутствовало пять тысяч человек, и добрая половина из них — женщины и девушки. Илита призывала молодежь идти на курсы медицинских сестер и снайперов, срочно организованные в Орджоникидзе. Она говорила, что сейчас, когда решается судьба страны, все юноши и девушки обязаны помочь фронту, обязаны стать грудью на защиту Родины.

Позже Илите сказали, что более ста девушек тут же, на площади, подали комиссару заявления с просьбой зачислить их на открывшиеся курсы. Впрочем, о выступлении Илиты узнали не только в Орджоникидзе — обращение к горянкам было напечатано во всех газетах Северного Кавказа, и, откликаясь на призыв Илиты, осетинки и аварки, кабардинки и ингушки взялись за освоение военных профессий.

Как служат сейчас те, к кому обращалась Илита? Неужели и у них хлопоты с косами?

Илита хотела поделиться своими мыслями с Ефименко, но не решилась. Получится еще, что она вроде бы бахвалится своим выступлением.

— А вы мне на вопросы-то и не ответили! — огорченно сказал лейтенант.

— Вы спрашивали: нравятся ли мне эти соколы? — иронически поджав губу, она кивнула на самолеты, стоявшие на поляне. — Когда-то нравились. А сейчас — нет. Не птиц, а зайцев на этих драндулетах преследовать! Что может сделать такая «фанерная этажерка» против фашистского «мессера»?

— Ну-у…. — протянул Ефименко. В голосе его сквозила обида. — С «мессерами» мы драться не собираемся, во всяком случае не такую задачу поставили перед нашей частью. Другую! Но эта другая ничуть не меньше, чем, допустим, у бомбардировочной авиации. Не огорчайтесь, «уточки» тоже делают свое дело. — Он замолчал. Потом искоса взглянул на Илиту: — Вы так и не назвали своего имени. Или это военная тайна?

— Нет, почему же, — Илита рассмеялась и на какой-то миг забыла все свои огорчения, — друзья называют меня… Дика…

— Дика? Это какое же имя?

Илита принялась объяснять. Еще в школе она придумала себе имя. Она составила его из первых букв настоящего имени, отчества и фамилии. Даурова — это ее фамилия, отчество — Кирилловна, а настоящее имя — Илита. Вот и получается: Дика.

Так звали ее в кукурузоводческом звене, которым она руководила, в летной школе. А тут, в части, к ней обращались пока что только официально — товарищ младший лейтенант.

— Дика… — задумчиво повторил Ефименко. — Мы, правда, сию минуту познакомились, но, я надеюсь, вы разрешите мне называть вас не официально? — Он улыбнулся. — А интересно все-таки — девушка стала морским летчиком! Нашему майору бы радоваться, гордиться, а он вас за косу жучит…

Лейтенанта прервали. На дорожке появился сержант с красной повязкой на рукаве. Он, видимо, выполнял обязанности дежурного по штабу.

— Товарищ младший лейтенант, — обратился он к Илите, — вас командир вызывает.

Устало и безнадежно вздохнув, Илита направилась к блиндажу. Едва она переступила порог, как майор поднял голову от карты, испещренной карандашными пометками, и уставился на летчицу.

— Итак?.. — Он вдруг сорвался и ударил кулаком по столу. — Вы не выполнили мое приказание! Вижу, не выйдет из вас дисциплинированного летчика. Я не стану наказывать вас — просто откомандирую в округ с соответствующей характеристикой… — Он шагнул к Илите. — Я знаю, вы — знатный человек в Осетии. И ваш депутатский значок я видел. — Майор говорил сейчас спокойно и серьезно. — Так, может быть, дело в гордости? Эта гордость здесь ни к чему!

— Извините, товарищ майор, — сказала Илита, — выслушайте меня, и вы все поймете… Я действительно крепко работала в колхозе и считалась лучшей звеньевой. Но я не заносилась и сейчас нисколько не заношусь, честное слово! Есть разная гордость. Мы, осетины, гордимся своим: мужчины — твердостью, непреклонностью, храбростью и, если говорить до конца, усами, сединами; женщины — хозяйственностью, добротой. Но если мужчинам в Осетии дороги усы, то женщинам — косы. Да разве только в Осетии? В Грузии то же самое. Вы бы, товарищ майор, согласились, если бы вашим девочкам срезали косички? А что бы вы сказали, если б вам приказали сбрить усы?

Кто знает, что ответил бы майор Илите и как поступил с ней, если б в эту минуту в блиндаж не вошел Ефименко. Он, по-видимому, был в дружеских отношениях с командиром. Во всяком случае, чувствовал он себя в штабе как дома.