Девушка в башне

Вася ничего не сказала. Этот банник был даже прозрачнее того существа в Чудове, гораздо прозрачнее рыдающего домового в деревне Кати. Чуть больше, чем просто пар и свет от тлеющих углей. Кровь Васи придавала сил чертям в Лесном Краю, когда Константин запугал людей и заставил их отвернуться от них. Но это угасание было не таким жестоким, и остановить его было сложнее.

«Все закончится, – подумала Вася. – Однажды. Исчезнет мир чудес, в котором пар в бане может быть существом, говорящим пророчества. Однажды останутся лишь колокола и службы. Черти превратятся в туман, воспоминания и шорох в летнем ячмене».

Она снова подумала о Морозко, повелителе зимы, который менял лед по своему желанию. Нет. Он не мог исчезнуть.

Вася отогнала мысли, зачерпнула воды из ведра и плеснула на пол. Она достала корку хлеба и положила ее вместе с березовой веткой перед живым облаком пара.

Банник стал чуть четче.

Марья ахнула.

Вася дотронулась до плеча девочки и убрала ее ладошки с плаща.

– Он тебя не обидит, – сказала она. – Ты должна уважать его. Это банник. Зови его дедушкой, ведь он стар, или хозяином, ведь это его звание. Ты должна приносить ему березовые ветки, горячую воду и хлеб. Иногда он предсказывает будущее.

Марья сжала свои розовые губы, похожие на бутон розы, и как можно торжественнее поклонилась, слегка покачнувшись.

– Дедушка, – прошептала она.

Банник не ответил.

Маша опасливо шагнула вперед и протянула немного смятый кусок пирожка.

Банник медленно улыбнулся. Марья задрожала, но не сдвинулась. Банник взял пирожок прозрачными руками.

– Так ты меня видишь, – прошептал он, и голос его был похож на шипение воды на раскаленных углях. – Давно этого не было.

– Я вижу вас, – сказала Марья. Она подошла ближе, позабыв о своем страхе, как могут только дети. – Конечно, я вас вижу. Почему вы никогда не говорили раньше? Матушка говорит, что вас не существует. Я так боялась. Вы предскажете будущее? За кого я выйду замуж?

«За своевольного князя, как только у тебя пойдет кровь», – угрюмо подумала Вася.

– Довольно, Маша, – громко сказала она. – Пойдем. Тебе не нужны пророчества. Тебе еще рано замуж.

Черт хитро улыбнулся ей.

– Почему не нужны? – спросил он. – Ты уже получила свое пророчество, Василиса Петровна.

Вася молчала. Банник в Лесном Краю сказал ей, что она сорвет подснежники посреди зимы, умрет по собственному выбору и будет плакать по соловью. – Я была взрослой, когда узнала его, – наконец, сказала она. – Маша пока ребенок.

Банник улыбнулся, оскалив свои туманные зубы.

– Вот твое пророчество, Марья Владимировна, – сказал он. – Теперь я всего лишь пар, потому что люди поверили в колокола и нарисованные иконы. Но кое-что я знаю: ты вырастешь вдали и полюбишь птицу больше, чем свою мать, когда сменится время года.

Вася замерла. Марья покраснела.

– Птицу? – прошептала она. – Никогда! Вы ошибаетесь! – Она сжала кулаки. – Заберите это пророчество себе.

Банник пожал плечами, по-прежнему хитро улыбаясь.

– Заберите его себе! – верещала Марья. – Заберите…

Но банник уже перевел взгляд на Васю, и что-то жесткое сверкнуло в его горящих глазах.

– До конца Масленицы, – сказал он. – Мы все будем следить.

– Я не понимаю вас, – растерялась Вася. Она рассердилась из-за Марьи.

Но в углу уже было пусто. Банник исчез.

– Он мне не нравится, – испуганно сказала Марья. – Он сказал правду?

– Это пророчество, – медленно сказала Вася. – Оно может исполниться, но не так, как ты думаешь. – Вася заметила дрожащие губы девочки и потерянные темные глаза, поэтому тут же добавила: – Еще рано. Можем, прокатимся на коне?

– Да, – просияла Маша. – О, да, прошу. Пойдем.

Неуловимое головокружение дало Васе понять, что Марье не позволено скакать по улицам. Вася переживала, не ошиблась ли она. Но она помнила, как ребенком любила кататься с братом, подставляя лицо ветру.

– Пойдем, – решила Вася. – Не отходи от меня.

Они вышли из бани. Утро посветлело от дымчатого до светло-серого, и плотные голубые тени уже отступали.

Вася старалась идти уверенно, как мальчик, хотя это было не просто: Маша крепко держала ее за руку. Несмотря на свою пылкость, Марья покидала терем отца, лишь чтобы пойти в церковь – в окружении женщин ее матери. Даже выйти во двор без сопровождения было бунтом.

Соловей стоял в загоне с горящими глазами и принюхивался к утреннему воздуху. Васе на мгновенье показалось, что длинноногое существо с лохматой бородой расчесывало жеребцу гриву. Но колокола монастыря прозвонили утреню. Вася моргнула, и существо исчезло.

– Ого, – воскликнула Марья, резко остановившись. – Это твой конь? Он такой большой.

– Да, – сказала Вася. – Соловей, это моя племянница. Она хочет покататься на тебе.

– Я уже не очень хочу, – испуганно пролепетала Марья.

Соловей любил детей – а может, его удивляли существа, которые были гораздо меньше него. Он подошел к забору и дохнул теплом в лицо девочки. Затем он опустил голову и облизал пальцы Марьи.

– Ой, – воскликнула Марья уже другим голосом. – Он такой мягкий. – Она погладила коня по носу.

Соловей довольно повел ушами, и Вася улыбнулась.