Девушка в башне

– Где ты этому научился? – спросила Вася, задыхаясь. После очередного падения она лежала на земле, разминая ноющие пальцы. – Или ты уже знал, когда появился на свет?

Морозко молча протянул ей руку. Вася проигнорировала его и поднялась на ноги сама.

– Научился? – переспросил он. Была ли в его голосе горечь? – Как? Я такой, какой был всегда: неизменный. Давным-давно люди представляли меня с мечом в руке. Боги исчезают, но не меняются. Давай еще раз.

Удивленная Вася подняла кинжал и больше ничего не сказала.

В первую ночь они остановились, когда у Васи задрожала рука, а кинжал выпал из обессилевших пальцев. Она, задыхаясь, оперлась о свои бедра, покрытые синяками. Лес трещал в темноте за костром.

Морозко бросил на костер беглый взгляд, и пламя с ревом поднялось. Вася благодарно рухнула на груду ветвей и начала греть руки.

– Ты обучишь меня волшебству? – спросила она. – Разводить огонь одним взглядом?

Пламя вспыхнуло, резко сверкнув на лице Морозко.

– Волшебства не существует.

– Но ведь ты…

– Вещи либо есть, либо их нет, Вася, – перебил ее Морозко. – Если ты что-то хочешь, значит, у тебя этого нет. Значит, что ты не веришь, что оно есть, и значит, его никогда не будет. Огонь либо есть, либо его нет. То, что ты называешь волшебством, попросту означает, что ты запрещаешь миру быть не таким, каким ты хочешь его видеть.

Усталая Вася не понимала. Она нахмурилась.

– Делать мир таким, каким ты хочешь, – не для молодых, – добавил Морозко. – Они хотят слишком многого.

– Откуда тебе знать, чего я хочу? – вырвалось у Васи.

– Потому что я намного старше тебя, – процедил он.

– Ты бессмертен, – осмелилась сказать Вася. – Разве ты ничего не хочешь?

Внезапно Морозко замолчал.

– Ты согрелась? – сказал он, наконец. – Давай попробуем еще раз.

* * *

В четвертую ночь Вася, вся в синяках, уселась перед костром. Ее кости болели слишком сильно, чтобы искать спальный мешок и утешение во сне.

– Я хочу спросить тебя, – сказала она.

Морозко держал кинжал на колене, его ладони скользили по клинку. Краем глаза Вася видела кристаллы льда, которые следовали за его пальцами и делали лезвие гладким.

– Говори, – ответил он, не поднимая взгляда. – Что ты хочешь узнать?

– Ты забрал моего отца, да? Я видела, как ты увез его, когда Медведь…

Руки Морозко замерли. Своим видом он настойчиво просил Васю замолчать и лечь спать. Но ей не спалось. Она слишком много думала об этом долгими ночами в пути, когда холод не давал заснуть.

– Ты всегда так делаешь? – продолжила она. – С каждым, кто умирает на Руси? Кладешь мертвеца на седло и увозишь его?

– Да… и нет, – ответил Морозко. Казалось, он подбирал слова. – В каком-то смысле я здесь, но… это похоже на дыхание. Ты дышишь, но не осознаешь каждый свой вдох.

– Ты осознавал тот вдох, когда погиб мой отец? – язвительно спросила Вася.

Между его бровями пролегла морщинка, тонкая, словно нить паучьего шелка.

– Больше обычного, – ответил Морозко. – Но так было потому, что я – мое думающее я – было рядом, и потому что…

Он резко замолчал.

– Почему? – переспросила девушка.

– Просто так. Я был рядом, вот и все.

Глаза Васи сузились.

– Тебе не нужно было забирать его. Я могла спасти его.

– Он умер ради тебя, – возразил Морозко. – Он хотел этого. И он был рад уйти. Он тосковал без твоей матери. Даже твой брат об этом знал.

– Но тебе ведь все равно, да? – вспылила Вася. В этом заключалась проблема: не в смерти ее отца, а в огромном безразличии ледяного демона. – Наверное, ты навис над постелью моей матери, чтобы отобрать ее у нас. Потом ты увез моего отца. Однажды на твоем седле окажется Алеша, и я тоже. И все это значит для тебя меньше, чем вдох!

– Ты сердишься на меня, Василиса Петровна? – В голосе Морозко было лишь легкое удивление, тихое и неизбежное, похожее на снегопад в стране без весны. – Думаешь, если бы я не забирал людей во тьму, смерти бы не было? Я стар, но мир был еще старше, когда я впервые увидел луну.

К своему ужасу, Вася почувствовала слезы на щеках. Она отвернулась и разрыдалась, уткнувшись лицом в свои руки. Она оплакивала своих родителей, няню, дом, детство. Он все отнял у нее. Или не он? Он был причиной или вестником? Она ненавидела его. Она мечтала о нем. Но все это не имело значения. Так можно было ненавидеть или желать небо, и это особенно ее злило.

В еловых ветвях мелькнула голова Соловья. «С тобой все хорошо, Вася?» – спросил он, тревожно принюхиваясь.

Вася попыталась кивнуть, но лишь беспомощно мотнула головой, зарывшись лицом в руки.

Соловей тряхнул гривой. «Это ты сделал, – сообщил он ледяному демону, прижав уши. – Исправляй!»

Вася услышала вздох Морозко и его шаги. Он обошел костер и опустился перед ней. Вася не взглянула на него. Через миг он мягко убрал ее пальцы от мокрого лица.

Вася попыталась нахмуриться, с ее ресниц капали слезы. Что он мог сказать? Ему, бессмертному существу, не понять ее боль.

– Прости меня, – неожиданно сказал Морозко.

Вася кивнула, вздохнула и сказала:

– Я так устала…

Морозко кивнул.

– Знаю. Но ты очень смелая, Вася.

Он поколебался, а затем наклонился и нежно поцеловал ее.