Девушка по соседству

Отец разделался с салатами, вытер руки о белый хлопчатобумажный фартук (о котором мы шутили, что, мол, его вот-вот конфискует минздрав) и принялся нарезать салями на электрической мясорезке, которой он страшно гордился, а я драил гриль до тех пор, пока он не засиял как новенький.

Для меня так ничего и не разрешилось.

* * *

А вскоре я снова отправился к Чандлерам.

Глава тридцать вторая

Меня привел в их дом безостановочно возникавший в памяти образ тела Мег.

Он вспыхивал в тысячах фантазий, днем и ночью. Одни были нежными, другие грубыми – а третьи просто смешными.

Бывало, ночью я лежу на кровати с транзисторным приемником под подушкой, и по радио гоняют At the Hop[24] группы The Juniors, я закрываю глаза и вижу Мег – она свингует с каким-то невидимым партнером, единственная девушка в танцзале «Тинз Кантин», на ней подвернутые белые носочки и более ничего. Она нисколько не стесняется своей наготы, словно одета в новое платье короля.

Или мы играем в «Монополию», сидя друг против друга, и я занимаю «Променад» или «Сады Марвина», и она встает и со вздохом выскальзывает из своих тонких белых трусиков.

Но чаще мне слышатся «Сумерки» группы The Platters, и Мег – обнаженная – в моих объятиях, мы стоим в синем луче кинопроектора и целуемся.

Или игра оказывается нашей Игрой, и здесь уже нет ничего забавного.

Я весь издергался.

Мне хотелось думать, что я должен туда пойти. И в то же время я боялся того, что могу увидеть.

Даже мама это заметила. Частенько я ловил на себе ее взгляд, видел, как она задумывается, поджав губы, когда я вскакивал из-за стола, пролив воду на скатерть, или, пошатываясь, брел на кухню за колой.

Это была одна из причин, по которой я с ней так и не поговорил. Но, может, потому, что она была женщиной и моей мамой.

Я все-таки отправился к Чандлерам.

И когда я пришел, все опять изменилось.

Я вошел без стука, и первое, что я услышал, – это кашель Рут, а потом ее низкий голос, и я понял, что она обращалась к Мег. Она никогда не говорила таким тоном с нами, это был тон учительницы, наставляющей маленькую девочку. Я спустился в убежище.

Они повесили там лампочку, протянув провод от розетки над стиральной машиной, подцепив его на крюк, вбитый в одну из балок. Лампочка, защищенная металлической сеткой, горела ярко и слегка покачивалась.

Рут сидела на складном кресле – одном из гарнитура карточного стола, который они держали в подвале. Сидела спиной ко мне и курила. На полу валялось множество окурков – похоже, Рут сидела здесь уже давно.

Ребят не было.

Мег стояла перед ней в желтом платье с оборками, которое она вряд ли надела бы по собственному желанию. Понятно было, что это старое платье Рут, вдобавок давно не стиранное. Рукава с буфами, короткая юбка, потому руки и ноги Мег были обнажены.

На Рут было такое же, но более простенькое зеленое платье, без оборок.

Даже в сигаретном дыму я почуял сильный запах камфоры и нафталина.

Рут говорила и говорила без остановки.

На первый взгляд они могли показаться сестрами: примерно одного веса, хотя Рут была выше и худощавее, волосы у обеих были слегка засаленными, обе – в почти одинаковых, провонявших потом старых платьях, словно они примеряли наряды на вечеринку.

Вот только Рут сидела и курила.

А Мег стояла, прислонившись к одной из балок Вилли-старшего, со связанными за спиной руками. Ноги ее тоже были связаны.

Кляп был на месте, но повязка на глазах отсутствовала.

– Когда я была молодой девушкой, как ты, – говорила Рут, – я всерьез искала Бога. Ходила в каждую церковь в своем городке. Баптистскую, лютеранскую, епископальную, методистскую – в какую угодно. Даже к католикам, в храм Святого Матфея. Сидела на балконе возле органа. Это было до того, как я поняла, что такое женщина. Знаешь, кто меня просветил? Моя мама. Конечно, она об этом не знала, ведь учила она меня не так, как я сейчас учу тебя. Я училась благодаря тому, что видела. И чтобы ты как следует поняла и усвоила: мои родители дали мне все – все, о чем можно мечтать. Конечно, кроме учебы в колледже, но в то время девушки не рвались в колледжи. Но мой папа, упокой Господи его душу, работал не покладая рук, и у нас с мамой было все что нужно. Не то что Вилли-старший.

Она прикурила новую сигарету от тлеющего окурка и швырнула окурок на пол. Наверное, она не заметила меня, или же ей было наплевать, потому что, хотя Мег и смотрела на меня с каким-то странным выражением лица и хотя старая лестница скрипела, когда я спускался, Рут не обернулась, а продолжала свою лекцию, не умолкая даже тогда, когда прикуривала сигарету. Она продолжала говорить сквозь клубы табачного дыма.