Прямо как Рупор со своими солдатиками в мусоросжигательной печи. Только это было по-настоящему. Высокий приглушенный визг Мэг делал это настоящим.
Язычок уже добрался до середины бедра. Потом Рут потянулась назад, взяла колу и затушила его.
Она посмотрела на меня, смеясь.
От облегчения Мэг обмякла.
Наверняка вид у меня был напуганный. Потому что Рут смеялась не переставая. И я понял: она знала, что все это время я стоял позади. Но не обращала внимания. Неважно, что я подслушивал. Ничто не имело значения, кроме ее урока. Это читалось в ее глазах — нечто такое, чего я никогда не видел прежде.
После — да.
Слишком часто.
В глазах моей первой жены, после ее второго нервного срыва. В глазах некоторых ее товарищей по «дому отдыха». Один из которых, как мне сказали, убил жену и детей парой садовых ножниц.
Холодная, всеохватывающая пустота без проблеска радости. Ни жалости, ни сострадания. Дикий взгляд. Взгляд хищника на охоте.
Словно глаза змеи.
***
Такой была Рут.
— Как ты думаешь? — спросила она. — Она прислушается?
— Не знаю, — ответил я.
— Хочешь поиграть в карты?
— Карты?
— В «Сумасшедшие восьмерки», или еще во что-нибудь.
— Да. Можно.
Во что угодно, подумал я. Все, что ты захочешь.
— Пока не придут мальчики, — сказала она.
Мы пошли наверх и играли, и не думаю, чтобы за всю игру обменялись хотя бы десятком слов.
Я пил колу, банку за банкой. Она курила сигарету за сигаретой.
Она выиграла.
Глава тридцать третья
Оказалось, что Донни, Уилли и Рупор ходили на вечерний сеанс «Сотворить монстра».21 Вообще, я бы взбесился, потому что пару месяцев назад мы вместе смотрели «Я был подростком-оборотнем» и «Я был подростком-Франкенштейном» по двойному билету, а этот фильм был чем-то вроде продолжения, и они должны были меня позвать или хотя бы напомнить. Но они сказали, что этот все равно оказался не так хорош, как первые два, а я никак не мог перестать думать об увиденном внизу, и после того, как мы с Рут разыграли пару раздач, темой разговора снова стала Мэг.
— Она воняет, — сказал Рупор. — Она грязная. Надо ее помыть.
Я не заметил никакого запаха.
Только камфора, дым и сера.
И это говорил Рупор.
— Хорошая идея, — сказал Донни. — Давно не мыли. Ей понравится.
— Кого волнует, что ей нравится, — сказал Уилли.
Рут просто слушала.
— Придется пустить ее наверх, — сказал Донни. — Может попытаться сбежать.
— Да ну. Куда она денется? — сказал Рупор. — И куда она побежит? Все равно мы можем ее связать.
— Наверное.
— И Сьюзен никуда не денется.
— Ну да.
— Где она?
— Сьюзен у себя в комнате, — сказала Рут. — Небось от меня прячется.
— Не-е-е, — сказал Донни. — Она все время читает.
— Прячется. Я думаю, прячется.
Во взгляде Рут мне по-прежнему виделся какой-то странный блеск, и, похоже, не мне одному. Потому что спорить никто не стал.
— Ну что, ма? — сказал Рупор. — Можно?
Мы уже не играли, но Рут сидела и перетасовывала карты. Наконец, она кивнула.
— Чую, она захочет воспользоваться моментом, — сказала она вяло.
— Придется связать, — сказал Рупор.
— Я это сделаю, — сказала Рут. — Не забывайте, мальчики.
— Да, — сказал Рупор. — Мы помним. Не прикасаться.
— Правильно.
Я посмотрел на Уилли и Донни. Уилли хмурился. Руки в карманах. Он ссутулился и шаркал ногами по полу.
«Ну и придурок», — подумал я.
Но Донни был задумчив, словно взрослый, получивший ответственное задание, которое необходимо выполнить, и раздумывающий о том, как выполнить его наилучшим образом.
Рупор просиял.
— Хорошо, — сказал он. — Айда за ней!
Мы строем спустились вниз. Рут шагала позади.
Донни развязал ее, сначала ноги, потом руки, и дал ей возможность размяться, после чего снова связал их вместе. Вынул кляп и сунул в карман.
Никто не заметил ни обгоревших краев, ни пятен колы. Хотя они первыми бросались в глаза.
Она облизала губы.
— Можно попить?
— Минуточку, — сказал Донни. — Мы идем наверх.
— Наверх?
— Да.
Зачем, она спрашивать не стала.
Держа за веревку, Донни повел ее наверх. Рупор и Уилли шли впереди, а я — сразу за Донни. Рут опять плелась позади.
Мне очень не нравилось, что она идет у меня за спиной. С ней было что-то не так, никаких сомнений. Она выглядела уставшей, отстраненной, словно какая-то ее часть была не с нами, а где-то далеко-далеко. Ее шаги были легче наших, тише, чем обычно — хотя шла она очень медленно, с трудом, будто набрала лишних двадцать фунтов. Я не слишком-то разбирался в психических расстройствах, но знал — то, что я вижу, не вполне нормально. Она меня нервировала.
Когда мы поднялись наверх, Донни усадил Мэг за обеденным столом и набрал ей стакан воды из крана.
Тогда я в первый раз обратил внимание на раковину. В ней громоздилась куча грязных тарелок, больше, чем они могли бы использовать за день. Их там было дня на два, а то и три.
Увиденное заставило меня немного осмотреться.