Девушка из Золотого Рога

Гости были похожи на членов какой-то неведомой секты. На их движениях лежал некий магический отпечаток. Молчаливый процесс опустошения бокалов выглядел каким-то таинственным ритуалом. Люди проплывали сквозь табачный дым, как силуэты в театре теней. Иногда все замолкали и тогда начинали напоминать заговорщиков, собравшихся на ночную сходку.

– Биржа, – провозгласил один из волшебников с большой лысиной и многозначительно поднял палец, – биение пульса экономики, барометр общественной жизни. Это нужно пережить. В Париже или Лондоне.

Но его никто не слушал, и он замолчал.

– Да, – пробормотала Азиадэ испуганно и отошла в уголок.

Служанка в белом фартуке протянула ей тарелку с сэндвичами. Сэндвичи были яркими и многоугольными, как старинная мозаика. Азиадэ взяла себе один. Какой-то врач принялся рассказывать ей о поездке в Женеву.

– Консилиум, – сказал он и победоносно огляделся вокруг.

– Швейцария красива только зимой, – прошептал кто-то. – Вы были в Сент-Моритце или Арозе? В прошлом году я жил в отеле «Чуген».

– Нет, – ответила Азиадэ, и ей стало стыдно, что она никогда не жила в отеле «Чуген». – Я боюсь снега. Холод – предвестник смерти.

Два глаза выплыли из табачного дыма и с сочувствием посмотрели на нее.

В комнату внесли огромную хрустальную чашу с крюшоном. Она была похожа на большой ароматный бассейн. Гости столпились вокруг бассейна, как пловцы перед стартом. В руках доктора Курца блестел серебряный половник. Лица гостей покраснели. Голоса стали громче.

– Проблема Средиземного моря все еще не решена, – сказал кто-то высокомерно.

Какой-то невысокого роста человек протер очки и властно выкрикнул:

– Сегодняшняя женщина завтра станет вчерашней женщиной!

Раздался громкий смех.

После восьмого сэндвича Азиадэ поднялась.

Она шла через комнаты. В затемненных уголках мужчины и женщины сидели, тесно прижавшись друг к другу. Какой-то господин в мятой сорочке расположился на диване, и голова его была похожа на мяч.

Хаса стоял около камина между двумя женщинами с бокалом крюшона. Увидев Азиадэ, он приветственно поднял бокал. Она с улыбкой кивнула в ответ.

Рядом возник доктор Курц:

– Как ваши дела, милая дама?

Он вел себя так, будто инцидента в Земмеринге вовсе не было.

– Спасибо, хорошо. – Азиадэ помнила о Земмеринге, и ее мучили угрызения совести.

Она шла рядом с Курцем и вдруг остановилась у странной картины в пустой комнате.

– Подлинный Ван Гог, – гордо объявил Курц. – Чувствуете сухое упоение линиями?

Азиадэ ничего не чувствовала. Она смотрела на картину с яркими пятнами и почтительно кивала.

– Так вам будет лучше видно. – Он выключил лампу.

Теперь комнату освещала только маленькая слабая лампочка. Азиадэ опустилась в мягкое кресло, подняла голову и уставилась на картину. Но Ван Гог быстро надоел ей. Комната была пустой, пахла духами. Из соседней залы доносился смех гостей.

– Как вы проводите свой день, Азиадэ? – вкрадчивым голосом спросил Курц.

– Читаю об Африке.

– Об Африке? – заинтересовался Курц.

Женщины, читающие про Африку, не могут быть счастливы в супружеской жизни.

– Да, – Азиадэ вдруг оживилась, – о Сахаре. Это особенная земля. Там, должно быть, очень красиво. Вы слышали что-нибудь о Гадамесе?

– Нет. – Курц был искренне удивлен.

– Это оазис прямо в сердце Сахары, у святого источника Айн-уль-Фрас. Всего семь тысяч жителей, и все они разделены на многочисленные касты. Благородный Ахрар, берберский Хамран, черный Атар и Хабид, бывшие рабы.

– Вот как, – проговорил Курц. – Далекий оазис в пустыне, вот, значит, о чем вы читаете. А там есть женщины?

– Да, там есть женщины. Они живут на крышах. Все крыши соединены между собой. Мужчинам туда вход воспрещен. Женщинам нельзя выходить на улицу. Между крышами и улицами располагаются квартиры, где мужчины встречаются с женщинами. Странный мир. Иногда мне кажется, что когда-то я уже была там.

– Странный мир, – повторил Курц.

Он стоял перед ней в полумраке пропахшей духами комнаты. Неожиданно он нагнулся к ней.

– Азиадэ, – сказал он, взяв ее руку, – не только в Гадамесе, но и здесь люди разделены крышами и улицами. Еще жестче, чем в Гадамесе. Нет дороги от души к душе. Люди обречены на одиночество, будь это в Сахаре или здесь, в каменных джунглях большого города. – Он совсем приблизился к Азиадэ и прошептал: – Одинокой остается женщина в брачной постели, и одиноким чувствует себя странник в повседневной жизни. Лишь изредка, очень редко, загорается… – Он умолк, а потом обхватил голову Азиадэ и поцеловал ее в губы. Она резко вздрогнула. Он притянул ее к себе, и его руки стиснули ее тело. Курц прижал ее голову к груди, и она ощутила его горячее дыхание на своей шее.