Девушка из Золотого Рога

Там, за стеной, должно было происходить что-то ужасное. Почему она не слышит криков? Наверное, Хаса задушил его или ударил по черепу молотком, а враг безмолвно упал на пол. Сейчас раздастся ужасный крик. А может?.. Сердце Азиадэ замерло – или есть другой победитель и Хаса лежит в луже крови? Но это было невозможно. Хаса был сильнее Курца и уж наверняка храбрее. Кроме того, Аллах должен быть на его стороне – в этом она уверена.

Дверь открылась. Азиадэ затаила дыхание.

– Со времен Оскара Уайльда английская литература стала земной и ощутимой. В ней чувствуется стремление к реальности, пристрастие к биографиям и фактическим данным.

– Ох, – вздохнула Азиадэ.

В дверях стояли Хаса и Курц.

Левая щека Курца была заклеена пластырем.

– Небольшой несчастный случай, – смущенно улыбнулся Курц. – Я поскользнулся с бокалом шампанского в руках. Бокал разбился и порезал мне ухо. Пустяки. Коллега Хаса оказал мне первую помощь.

Азиадэ встала и направилась к ним. Курц больше не интересовал ее.

Хаса взял ее за руку и отвел к окну.

Она посмотрела на него и дрожащими губами прошептала:

– Ты не убил его, Хаса? Ты позволяешь оскорблять свою жену? Ты же мой муж, Хаса! Неужели я сама должна мстить за себя?

– Ты уже достаточно дел натворила, дитя мое, – весело и немного смущаясь, говорил Хаса. – Ты – храбрая девушка, я могу на тебя положиться. Но мы не в Азии, и если бы я убивал каждого мужчину, который, выпив немного вина, оказывает тебе знаки внимания, то мне пришлось бы стать серийным убийцей. Пойми же, мы цивилизованные люди и живем в Европе.

Курц подошел к ним и робким голосом сказал:

– Милостивая фрау, мне очень жаль. Я, кажется, позволил себе излишнюю вольность, а вы были немного раздражены. Я прошу у вас прощения, я совсем забыл, что вы из гарема. Здесь, в Европе, хорошее настроение не воспринимается так серьезно.

Азиадэ молчала. Она смотрела в большое зеркало на стене. Она смотрела на свои ноги, руки, голые плечи. Ее лицо с мягкими губами, ее серые глаза – все это принадлежало неверному Хасе, который не был в состоянии это защитить. Стыд и грусть переполняли ее. Чего могла ожидать женщина, которая открыла посторонним взорам всю себя и имела цивилизованного мужа.

– В следующий раз я выйду в общество, укутанная в чадру, – сказала она, – может быть, тогда я буду чувствовать себя в безопасности. Пойдем, Хаса.

Они ушли. Курц проводил их до порога. «Я разбираюсь в психологии европейских женщин, – думал он, – мои познания заканчиваются у ворот Стамбула».

Они молча сели в машину.

– Ты слишком темпераментна, – сказал Хаса. – Помнишь, как ты дала мне пощечину?

– Я что, должна была отдаться твоему другу?

– Но, малыш, современный человек не кусается.

Азиадэ молчала. Хаса вдруг стал совсем чужим и далеким. Дома по краям широкой Рингшрассе надвигались на нее. Будто призрак, глядела из тьмы металлическая ограда парка. Мужчины и женщины, живущие в этих домах, были дики и бесчувственны.

Азиадэ думала о своем отце. Он бы выколол глаза чужому мужчине, который смотрел на нее, и отрезал бы губы, которые посмели ее поцеловать.

– Ты сердишься, Азиадэ?

Рука Хасы коснулась ее руки.

– Если хочешь, мы больше не пойдем к Курцу.

– Нет, – сказала Азиадэ.

Она стеснялась своего мужа, она стеснялась мира, в котором жила и нравов которого не в состоянии была принять.

Автомобиль остановился.

Они вошли в квартиру. Хаса не был трусом, Азиадэ это знала, у него была крепкая рука и острый глаз. Что помешало ему задушить врага или хотя бы наказать его? Он же любил ее. Он бы навсегда утратил способность смеяться, если б она ушла от него. И все равно он не отомстил за нее. У него просто не было желания, жажды увидеть поверженного противника, увидеть кровь, которая брызжет из глаз, возжелавших его жену.

Азиадэ, прикрыв глаза, сверху вниз смотрела на Хасу. Он лежал в постели и глядел на нее виновато, но с недоумением.

– Успокойся, Азиадэ. Мы больше никогда не будем приглашать Курца, и этим все улажено. Честно говоря, я очень рад, что ты дала ему такой отпор. Это послужит ему уроком. Ты очень храбрый и безумный ребенок. – Он самодовольно рассмеялся и закрыл глаза.

Азиадэ сидела в кровати, прижав к груди колени и уставившись на ночник.

Она больше не думала о Курце. Мужчин, подобных ему, вероятно, много. Жгучая боль раздирала ее грудь. Она положила подбородок на колени и напряженно думала.

Она думала о мужчинах, которые были нецивилизованны, но точно знали, что такое честь. Она думала о Марион, которая вдруг перестала быть ей такой чужой. Она думала о своем отце, об оазисе Гадамес и о незнакомом мире, в котором она должна была жить и которого она не понимала.