Девушка из колодца

– Почему? – спрашивает он.

На этот вопрос можно ответить по-разному.

Действительно, почему?

Я была уверена, что месть убийцам – мой единственный путь, поэтому не рассматривала альтернативу. Только сейчас я поняла, что предотвращать гибель детей – такая же сила, как и месть за них.

За триста лет я спасла бесчисленное множество душ. Но никогда не пыталась узнать их имена, понять их надежды и мечты, узнать, кем они были и кем могли бы стать. Для меня они всегда оставались не более чем светлячками, дарящими краткие моменты утешения.

Раньше я не интересовалась живыми людьми.

Я беру Тарка за руку и осматриваю рану, которую нанесла. Я не умею лечить, поэтому просто прижимаю кончики пальцев к основанию раны в знак безмолвного извинения. Я делаю то, что сам мальчик боится сделать, – поднимаю его ладони и позволяю ему прикоснуться к моему холодному, липкому лицу. Фонарный столб продолжает мерцать, подмигивая нам огненным глазом. С каждой вспышкой мои черты резко меняются, из юной девушки

я превращаюсь в ужасного духа

и обратно.

Затем свет гаснет, и мы на несколько секунд остаемся в темноте. Когда он, наконец, загорается, уже не дрожащий, а ярко сияющий, я обретаю свой человеческий облик. При жизни у меня были блестящие темные волосы, карие глаза и кожа, достаточно светлая, чтобы некоторые сочли ее нежной. Вот что сейчас видит Тарк.

Я не все время чудовище.

И я слышу, как у мальчика перехватывает дыхание, когда он впервые замечает это.

– Ты выглядишь… совсем не так, как я ожидал.

На эти слова нечего возразить, поэтому я просто жду, пока он успокоится и снова начнет говорить. Мальчик опускается на пол, время от времени поглядывая на меня, чтобы убедиться, что я не возражаю.

– Ты призрак, да? – И он сам отвечает на свой вопрос: – Ну, конечно, Тарк. Что за глупый вопрос. Ни в одном фильме никогда не упоминалось о чем-либо подобном… – По внезапному, испуганному выражению его лица я понимаю, что он сожалеет о своих словах, опасаясь, что я не пойму, что за шутками он скрывает свою неуверенность. – Прости, я не хотел показаться таким… Мне всегда говорили, что я люблю умничать.

Но теперь я знаю, что сарказм – часть его натуры, так же как злоба – часть моей, и впервые за много веков я улыбаюсь.

– Меня зовут Тарквиний, – говорит мальчик, пусть и приободренный моей реакцией, но все же сделавший еще одну нерешительную паузу. – Тарк.

Меня давно не называли по имени, да и себе я запрещала его произносить. В эту минуту слабости я ловлю себя на том, что отвечаю: мой заржавевший голос слетает с потрескавшихся, неподвижных губ, собственное имя вырывается с запинками из-за того, что его не использовали так долго.

Окику.

Оки-ку.

О

ки

ку.

– Окику, – шепчу я.

– Окику. Какое красивое имя…

Когда Тарк снова поднимает глаза, то понимает, что сидит на полу своей комнаты совсем один. Компанию ему составляет только заглядывающая в окна сияющая и яркая луна.

Я всегда старалась держаться от живых на расстоянии. Их озабоченность каждым глотком воздуха, скоротечностью жизни и многочисленными недостатками не вызывает у меня сочувствия. Я могу проникнуть в их сознание и побывать в местах, которые дороги им, но для меня они не имеют значения.

Я не запоминаю имен. Не хочу узнавать лица.

Но этого человека зовут Тарквиний Хэллоуэй.

У него есть кузина – Келли Старр.

А еще у него ярко-голубые глаза.

И он одинок.

Интересоваться живыми людьми не в моих правилах.

Но я обнаружила, что есть много вещей, которые им противоречат.

11. Похороны

Странная штука похороны.

Возможно, я не понимаю их важности, потому что меня саму так и не похоронили. Пепел к пеплу, прах к праху, независимо от того, были ли похоронены тела со всеми почестями или же остались гнить на обочине. Похороны, похоже, проводят не для успокоения душ ушедших, а для утешения людей, которые остались.

Прощальная церемония Йоко Танеды не принесла семье Хэллоуэй особого утешения. Дождливым воскресным утром, когда обряды наконец завершены, гроб с телом женщины помещают в большую печь, под которой уже разожжен костер. Эмоции на лице Дуга легко расшифровать: на нем отражаются недоумение, удивление и горе. Тарка понять сложнее. На его изможденном от усталости лице видны душевные травмы, которые не должны принадлежать столь молодому человеку.

Его глаза – необычайно пустые, глубокие черные омуты, которые одновременно смотрят на горящий гроб и в никуда.

Церемонию кремации посетили немногие. Мало кто знал эту женщину в этой части света, и мало кто готов смотреть на пламя и вспоминать о собственной недолговечности. Но ассистентка учителя

нет, не ассистентка учителя…

Келли; ее зовут Келли…