Девушка из колодца

– Другой призрак. Девушка в белом. Мы… Она хорошая. – В голосе мальчика слышатся странные нотки. – Не знаю, часто ли ты ее видела, но она… Иногда она выглядит так, будто несколько дней провела в реке, но в ту ночь она была… Она может быть довольно привлекательной, знаешь ли. Не понимаю, почему она не выглядит так всегда. Может, это какое-то негласное правило для мертвых, о котором я не знаю.

– Тарк, не уверена, что стоит сочувствовать такой, как она, только потому, что она спасла тебе жизнь, – сказала Келли, испытывая неловкость при воспоминании о моем мертвом лице и сломанной шее. – У нее могут быть скрытые мотивы.

– Какие, например?

– Ты ведь слышал об убийстве в «Холли Оукс»? Говорят, лицо жертвы было раздуто… в точности как у того мужчины, который похитил тебя и чуть не убил меня! Я провела собственное расследование, изучила газетные вырезки десятилетней давности о мужчинах, которые были убиты подобным образом. Виновника так и не нашли. Всех жертв подозревали в убийстве детей, но многие из них по той или иной причине так и не были отправлены за решетку. Я думаю… думаю, что это она, Тарк. Она перемещается по миру, чтобы находить и убивать таких, как они.

Тарк только пожимает плечами, и Келли не нравится, как легко он отметает ее страхи.

– Тогда мне просто не стоит приставать к подросткам, как к красивым, так и с татуировками, чтобы она не захотела убить и меня тоже.

– Это не значит, что она не опасна!

– Не знаю. Мне она опасной не кажется. Она же спасла мне жизнь. И твою тоже! Кажется, Окику искренне хочет помочь. И, возможно, с ней я буду лучше себя контролировать.

– Что ты хочешь сказать?

– Есть еще кое-что, о чем мы с папой не рассказали вам с тетей Линдой. Перед переездом в Эпплгейт один мальчик… – Тарк устремляет взгляд на свои ботинки, так глубоко зарытые в сырую землю, что из-за грязи не видно белизны шнурков. – Я никогда никому об этом не рассказывал, – сообщает он.

– Я пойму, если ты не захочешь об этом говорить…

– Нет, – принимает решение Тарк. – Ты тоже ее видела. Пусть мне это и не нравится, но мы в одной лодке. Его звали Тодд Маккинли. Он был хулиганом и все же не заслуживал подобной участи. Не думаю, что кому-то вообще можно пожелать такой смерти.

Слова льются потоком, рисуя яркие образы, которые я вижу в его голове.

Хулиган – коренастый мальчик – вызывает у напуганного Тарквиния, который явно младше, неприятное воспоминание. Я наблюдаю, как хулиган прижимает его к двери уборной, поднимая так высоко, что он едва достает ботинками до пола. Но когда он замахивается, чтобы снова ударить Тарквиния в живот, свет гаснет.

Тодд Маккинли тут же начинает беспрерывно кричать.

Только после того, как свет снова загорается, другие учителя и ученики обнаруживают Тарквиния скорчившимся под раковиной. Конечности хулигана разбросаны по двум кабинкам. Его голова найдена в унитазе третьей, лицо обожжено и сильно изуродовано.

– После этого люди начали избегать меня, делали вид, что я вообще не существую. Они были напуганы и думали, что я как-то связан со случившимся. Даже учителя боялись смотреть мне в глаза.

Келли не могла унять охватившую ее дрожь.

– Я был рад уйти из той школы. Все равно все считали меня ненормальным еще до того, как это случилось. На самом деле я никогда не переставал чувствовать себя виноватым, даже если и не совершал убийства – как будто причина, по которой Тодд умер, заключалась в том, что я хотел его смерти. После этого я стал чаще видеть женщину в черном. Со смертью Маккинли от маски, которую она носила, начали отваливаться кусочки… не то чтобы у нее было то, что вообще можно назвать лицом. И когда я услышал, что мама умерла почти так же, как Маккинли… Может, она была права, когда пыталась убить меня. – Тарк вздрагивает.

– Никогда не смотри на нее, Келли. За маской… за ней скрывается все самое плохое, что есть в человечестве. И теперь это случилось снова.

– Что случилось снова?

Тарквиний медленно закатывает рукав, обнажая остальные татуировки. Линии странных надписей, идущие по его руке, выглядят такими же выцветшими и изношенными, как печать на его правом запястье. Печать на левом то блекнет, то снова темнеет.

– Это еще не все.

Тарквиний поворачивается и слегка задирает рубашку. Как и на руках, остальные его татуировки тоже поблекли, за исключением одной из двух на пояснице, которая все еще остается чернильно-черной.

– Можно ли надеяться, что скоро они все исчезнут?

«Она сломала почти все печати», – сказала мать Тарквиния. И Келли знала, что ее кровь оставила след на уже потекшей печати на левом запястье ее кузена. Она помнит женщину в капюшоне, что сверлила ее взглядом сверху, когда она беспомощно лежала на каталке. Помнит злую, изуродованную физиономию, смотревшую на нее из-под маски, напоминающей лицо фарфоровой куклы.

– Келли, что случилось? – спрашивает Тарквиний, всматриваясь в ее лицо. – Ты белая как полотно.

– Я просто… просто все это выбивает из колеи.

– Не стану тебя осуждать, если ты решишь держаться от нас подальше. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.