Фрау Кребс фамилия «Вегенер» ни о чем не говорила. Она поджала губы и покачала головой, отчего идеально ровный срез волос полоснул по щекам.
Грета предприняла вторую попытку:
– Такая худенькая, темноглазая. Ужасно застенчивая. Маленькая датчанка.
– Вы имеете в виду Лили Эльбе?
И Грета, в это мгновение представившая, как солнечный свет озарил лицо Эйнара, когда его поезд пересекал Эльбу по мосту Марии, сказала:
– Да. Она здесь?
В палате Лили мерцал огонек переносной газовой плитки. Желтая штора была задернута, и голубое пламя маленькой плитки отбрасывало на кровать волнистую тень. Грета держалась за металлическое изножье кровати. Лили лежала под одеялом, вытянув руки по бокам. Она спала, беззвучно дыша через нос.
– Не тревожьте ее, – шепнула из-за двери фрау Кребс. – Операция была тяжелая.
– Когда ее прооперировали?
– Три дня назад.
– И как она себя чувствует?
– Трудно сказать. – Фрау Кребс сложила руки на груди.
Воздух в комнате был немного спертым, тишина казалась Грете неестественной. Она села на кресло в углу, прикрыв колени пледом. С дороги она устала и замерзла. Фрау Кребс оставила ее наедине с Лили.
Грета и Лили спали. Проснувшись часа два спустя, Грета поначалу решила, что находится на спальной веранде в Пасадене. Потом она увидела Лили, чья голова металась на подушке. Ее тонкие, как бумага, веки затрепетали.
– Прошу, не беспокойся обо мне, – проговорила Лили.
Грета наконец увидела ее глаза; Лили с усилием моргала, пытаясь стряхнуть сон. Глаза были прежние: карие, гладкие, как маслины. Единственное, что осталось от Эйнара, – глаза, в которых Грета видела всю его жизнь.
Она подошла к кровати и принялась поглаживать ногу Лили через грубое одеяло из конского волоса. Мышцы голени как будто бы стали мягче, а может быть, Грете это лишь казалось, так же как и то, что грудь, очертания которой угадывались под отворотом пододеяльника, попышнела.
– Ты знаешь, что со мной сделали? – спросила Лили.
Лицо и шея у нее потолстели – настолько, что выступ кадыка спрятался в складках кожи. Или это Грете тоже только казалось?
– Ничего кроме того, о чем мы с тобой говорили.
– Теперь я Лили? Я стала Лили Эльбе?
– Ты всегда была Лили.
– Да, но если я посмотрю туда, вниз, что я увижу?
– Не думай об этом. Это далеко не все, что делает тебя Лили.
– Все прошло удачно? Я про операцию.
– По словам фрау Кребс, да.
– Как я выгляжу? Грета, скажи мне, как я выгляжу?
– Ты красавица.
– Я теперь настоящая женщина?
Какая-то часть Греты оцепенела от шока. Мужа больше нет. Ее накрыло ощущение звона в ушах, как будто бы душа Эйнара пролетела сквозь нее. Грета Уод во второй раз овдовела. В памяти всплыла картина: гроб Тедди, усыпанный цветами стрелиции, опускается в могилу. Но Эйнара ей хоронить не придется. Она посадила его в обитое войлоком купе поезда, идущего в Германию, и он исчез, словно поезд просто умчался в ледяной январский туман и там растаял без следа. Если она вслух произнесет его имя, то оно отзовется эхом, и Грета будет слышать отголоски этого эха снова и снова, до конца дней.
Она придвинулась еще ближе к Лили, вновь ощущая потребность к ней прикоснуться. Взяла ее голову в ладони. Жилки на висках едва заметно пульсировали, и Грета, не выпуская из рук взмокшей головы Лили, опустилась на краешек больничной кровати. В щелку между занавеской и окном Грете был виден яркий весенний луг, спускающийся к Эльбе. Быстрое течение реки напоминало бег облаков по небу. На другом берегу двое мальчишек в свитерах спускали на воду байдарку.
– О, здравствуйте, – раздался чей-то голос. В дверях стояла молодая девушка с вздернутым носиком. – Вы, должно быть, Грета.
Грета кивнула, и незнакомка легкой походкой вошла в палату. На ней были больничная сорочка, халат и тапочки. Лили опять уснула, в комнате царил серый сумрак. Газовая плитка в углу негромко потрескивала:
– Я Урсула, – сказала девушка. – Мы подружились. – Она указала подбородком на Лили. – С ней все будет хорошо?
– Думаю, да. Хотя фрау Кребс сказала, что операция была тяжелая.
– Она почти все время спит, но один раз я застала ее бодрствующей, и она выглядела счастливой, – поделилась Урсула.
– А как она держалась перед операцией? Ей было страшно?
– Вообще-то нет. Она обожает профессора Болька. Ради него готова на что угодно.
– Он хороший доктор, – услышала себя со стороны Грета.
В руках Урсула держала маленькую коробочку, завернутую в фольгу с изящно выведенной надписью:
– Передадите ей, когда она проснется?
Грета поблагодарила Урсулу, обратив внимание на ее выпуклый живот. Он показался ей странно торчащим вверх, не круглым, а каким-то овальным и бугристым.
– А вы как себя чувствуете? – поинтересовалась Грета.
– Кто, я? У меня все хорошо, – отозвалась Урсула. – Правда, с каждым днем все больше устаю, но это вполне понятно.
– К вам здесь хорошо относятся?