Девушка из Дании

В тот вечер, когда шел ледяной дождь, когда шея Ханса покраснела от раздражения после бритья, Карлайл застал его и Грету в объятьях друг друга. Она слишком поздно услышала, как скребется в замочной скважине ключ, а потом последовало то неловко-долгое мгновение, когда они оба, брат и сестра, замерли: она стояла, склонив голову на грудь Ханса, он, в шарфе, обмотанном вокруг шеи, пытался нашарить позади себя дверную ручку.

– Я не знал, что дома кто-то… – начал Карлайл.

Грета отшатнулась от Ханса, который вскинул руки и забормотал:

– Это не то, что ты подумал…

– Я зайду позже, – сказал Карлайл. – Скоро вернусь. – И исчез прежде, чем Грета успела вымолвить хоть слово.

Поздним вечером, сидя на краешке кровати Карлайла и массируя его ногу через одеяло, она сказала:

– Иногда мне кажется, будто Ханс – мой единственный друг.

И Карлайл, в распахнутой на груди ночной сорочке, ответил:

– Понимаю. Грета, – добавил он после паузы, – если ты думаешь, что я тебя осуждаю, то это не так.

Сейчас, в кабинете Ханса, в присутствии клерка, деловито орудующего карандашом и линейкой, Грета сказала:

– От Эйнара ни словечка.

– Волнуешься?

– Не должна бы, но волнуюсь.

– Почему не поехала с ним?

– Он был против.

Грета заметила, что губы Ханса сжались в ниточку. Он что, ее жалеет? Как же скверно, если дошло до такого.

– Не то чтобы меня это огорчало, – сказала она. – И я, в общем-то, понимаю его желание поехать одному.

– Грета.

– Да?

– Почему ты его не навестишь?

– Он не хочет меня там видеть.

– Возможно, он просто постеснялся попросить твоей помощи.

– Нет, только не Эйнар. Он не такой. И потом, чего ему стесняться? Стал бы он стесняться после всего, что пережил?

– Представь, через что он сейчас проходит. Такого с ним еще не было.

– Тогда почему он не позволил мне сопровождать его? Он ясно дал понять: я ему там не нужна.

– Полагаю, ему было слишком страшно.

Грета замерла.

– Думаешь?

Клерк прикурил сигарету, чиркнув спичкой по полоске наждачной бумаги, лежавшей рядом с гроссбухом. Грете вновь захотелось очутиться в объятьях Ханса, однако она не позволила себе подойти еще ближе. Она расправила плечи и провела руками по складкам юбки. Грета понимала, что ведет себя старомодно, и все же не могла прильнуть к груди Ханса, будучи женой Эйнара.

– Ты должна его навестить, – заявил Ханс. – Если хочешь, я поеду с тобой. Охотно поеду.

– Я не могу.

– Можешь.

– А как же работа?

– Работа подождет. А лучше – бери с собой мольберт, бери краски.

– Правда?

– Я поеду с тобой, – повторил Ханс.

– Нет, – не согласилась Грета. – Так будет только хуже.

– Почему?

На столе клерка лежал номер «Эко де Пари»[100], раскрытый на странице с рецензией на последнюю выставку Греты. Она еще не читала статью; один из абзацев бросился ей в глаза, как будто был специально выделен: «Постоянно рисуя картины на одну и ту же тему – портреты странной девушки по имени Лили, – Грета Вегенер наскучила зрителю. Желаем художнице найти новую модель и новую цветовую гамму. Почему бы ей, уроженке Калифорнии, не обратить взор на золотые и синие оттенки ее родной страны? Нарисуйте нам Тихий океан и каньоны!»

– Если я поеду, то только одна, – сказала Грета.

– Теперь ты говоришь прямо как Эйнар.

– Мы похожи.

Некоторое время они провели в тишине, молча рассматривая картину и слушая шум дождя, смешанный с рокотом автомобильных моторов. В Париже было холодно, по утрам сырость все глубже проникала под кожу Греты, и ей казалось, что на свете есть лишь одно место, более сырое и унылое, чем Париж: Дрезден. Поехать туда – все равно что углубиться в пещеру зимы.

– Если я чем-то могу помочь… – снова начал Ханс. И опять он оказался рядом с ней, и опять Грета ощутила невидимое и легкое, как перышко, прикосновение к своей руке. Она чувствовала Ханса через этот его шерстяной костюм «в елочку», чувствовала мягкую пульсацию жара. – Грета, – промолвил он.

– Я ухожу.

– Не пора ли…

– Мне действительно нужно идти.

– Ладно, – вздохнул Ханс и помог ей надеть плащ, придержав его за плечи. – Прости.

Раздался хриплый голос клерка:

– Ждать ли ваших новых работ, госпожа Вегенер? Принесете нам что-нибудь в ближайшее время?

– Видимо, нет, – ответила Грета, а когда вышла на улицу, где машины рассекали мокрую мостовую, а на тротуаре толкались зонтики, то поняла, что должна забрать мольберт, упаковать краски и взять купейный билет на следующий поезд до Дрездена.

* * *

Больше всего в Дрездене Грету поразило то, что все вокруг ходили, уткнув носы в землю. Она не привыкла к тому, что люди не поднимают глаз, чтобы окинуть взглядом ее долговязую фигуру и поздороваться. В первый день ей казалось, будто она исчезла – по самую макушку зарылась в складки Европы, спряталась от мира. Из-за этого она испытывала легкую панику, когда, хрустя гравием, подошла к дверям Дрезденской городской женской консультации; внезапный страх, что если ее никто не видит, то, возможно, и она не увидит, не найдет Эйнара.

Поначалу вышло недоразумение.

– Я ищу мисс Вегенер, – сообщила Грета на стойке регистратуры, за которой фрау Кребс курила гамбургскую сигарету.