Девушка из Дании

Наконец Эйнар покидал купальню – в одежде Лили и по-прежнему в резиновой шапочке, – опускал франк в своевременно протянутую руку смотрительницы и, словно уточка по глади пруда, проплывал сквозь шепотки французских сплетниц, которые торчали в купальне, пока не наступала пора идти домой и помогать своим домработницам-полькам готовить обед для наряженных в фартучки детишек, в то время как Эйнар с красными глазами, в прилипшем к спине платье Лили, возвращался к Грете, которая за утро успела расставить декорации и теперь делала наброски к очередному портрету Лили.

* * *

Однажды в начале мая Эйнар сидел на скамейке в тени деревьев на площади Вогезов[38]. Ветер играл струйкой фонтана, швыряя капли к ногам, брызгая на песочного цвета гравий. С утра Лили отправилась в купальню. Днем Эйнар пошел к мадам Жасмин-Карто и через маленькое темное стекло смотрел, как мужчина и женщина занимались любовью на полу. Это обошлось ему втрое дороже обычной платы; мадам Жасмин-Карто целый месяц рекламировала это зрелище на специальных карточках, прикрепленных над смотровыми окошками. Карточки с аккуратно напечатанным объявлением о публичном половом акте напомнили Эйнару записки, которыми Лили с Гретой в первое время обменивались в Дании, как будто бодрящий, наполненный отзвуками воздух Копенгагена не мог удержать тех тайных слов, что они хотели сказать друг другу.

Юноша, почти еще подросток, был высокий и жилистый, с синевато-белой кожей, сонными голубыми глазами и выпирающими – хоть считай: раз, два, три – ребрами. Он быстро скинул с себя дешевый твидовый костюм, а затем помог снять платье женщине, бывшей явно старше него. Эйнар еще ни разу не видел чужого возбужденного члена, воинственно торчащего вверх, точно копье на первых дюймах своей траектории. Член юноши, дурацкий, с красной головкой, выглядел нелепым и злым. Женщина с легкостью приняла его в себя и в этот момент, кажется, прониклась благодарностью. Пара дергалась на полу затемненной полукруглой комнатки, в то время как, прижатые к стеклу, в окошках белели лица мужчин, по возрасту годившихся юноше в деды. Он быстро кончил, крутой дугой спустив семя на искаженное лицо партнерши, после встал, поклонился и вышел, держа скомканный костюм под мышкой. Эйнар опустил глаза и увидел на собственных штанах пятно, отдающее солоноватым запахом, как если бы на ткань пролилась из чашки морская вода. И тогда он понял, хотя, возможно, знал это всегда: он хочет, чтобы юноша сделал то же самое с Лили. Чтобы он целовал ее перед тем, как его грудь жарко вспыхнет, а губы изогнутся от наслаждения.

Потом Эйнар обнаружил, что сидит на скамейке на площади Вогезов. Он распахнул куртку, чтобы просушить на солнце штаны, которые он оттер в умывальнике мадам Жасмин-Карто. Ребятня плескалась в фонтане и катала по гравийным дорожкам обручи, одна девочка запускала бумажного змея в форме летучей мыши. Гувернантки-итальянки громко тараторили над составленными в кружок детскими колясками. Эйнар отвернулся от них, стесняясь пятна. С утра солнце пригревало над прудом, но сейчас небо то и дело затягивали полоски облаков, отчего в парке все внезапно делалось серым, а дети словно бы превращались в картонные силуэты. Штаны никак не хотели сохнуть. Глядя на влажную шерстяную ткань, Эйнар вспоминал собак с фермы в Синем Зубе, возвращавшихся домой после дневной охоты на лягушек. Их мокрая шерсть покрывалась твердой коркой и еще долго воняла псиной.

Маленькая девочка, запускавшая змея, вскрикнула: леска вырвалась из ее руки, и змей, кувыркаясь, начал падать. Девчушка следила за его движением, ведя пальцем по небу, а потом побежала, и бант в волосах, подпрыгивая, хлопал ее по ушам. Гувернантка криком приказала ей остановиться. Итальянское лицо бонны покраснело и исказилось гневом. Она велела девочке, которую звали Мартиной, подойти к коляске. Змей стремительно летел вниз, его черные бумажные крылья, скрепленные рамкой, трепетали. В конце концов он рухнул на землю у ног Эйнара.

Гувернантка, шипя от злости, схватила покореженный змей изящной ручкой, стиснула запястье Мартины и, прижимая ее к себе, потащила туда, где стояла коляска. Другие гувернантки сбились в кучку под кронами деревьев, их коляски стояли голова к голове. Когда Мартина и ее бонна присоединились к остальным, женщины опасливо покосились на Эйнара, после чего всей толпой удалились, толкая перед собой жалобно поскрипывающие коляски.

В эту самую минуту Эйнар осознал: что-то должно измениться. Он – мужчина в общественном парке, которого испугались гувернантки. У него на штанах подозрительные пятна.

Шел май тысяча девятьсот двадцать девятого. Эйнар дал себе год. Солнце снова спряталось за тучами, в парке потемнело. Густая зеленая листва на деревьях мелко дрожала, словно от холода. Порыв ветра опять толкнул струю воды в фонтане вбок и разбрызгал капли по гравию. Если ровно через год Лили и Эйнар не разберутся между собой, Эйнар придет в этот парк и убьет себя.