Девушка из Дании

– Разве ты не видишь, что я хочу это от тебя услышать? – парировал Ханс.

– Ханс… мне, пожалуй, пора идти.

В это мгновение Грета осознала, что они стоят у подножия той самой лестницы, где она впервые поцеловала Эйнара, где они влюбились друг в друга. Белые перила и дощатые ступеньки, за долгие десятилетия истертые ногами студентов, которые, опаздывая, бежали вверх, держа под мышкой недоделанные задания.

Окна были плотно закрыты, чтобы не впускать холод, в коридоре стояла тишина, вокруг не было ни души. Куда подевались студенты? Где-то щелкнула дверная задвижка, потом все снова стихло, и что-то неуловимое передалось от Ханса к Грете, а за окном во дворе, в длинной тени Академии, парень в синем шарфе все целовал, целовал и целовал свою девушку.

Глава двадцать пятая

Лили сидела на стуле с веревочным сиденьем и раздумывала: сказать Грете сейчас или нет? Из окна ей были видны мачты сельделовных судов на канале. Позади нее Грета писала портрет Лили со спины. Набрасывая контуры, Грета молчала; Лили слышала лишь звяканье серебряных браслетов. В промежности все еще тлела боль, до того привычная, что Лили мало-помалу научилась не обращать на нее внимания; внутренняя сторона губы была искусана в кровь. Профессор Больк обещал, что со временем боль уйдет.

Она вспоминала девушек из клиники. Накануне выписки Лили они устроили ей праздник в саду. Две из них вытащили на лужайку белый чугунный стол, третья принесла из своей палаты примулу в горшке с нарисованными на нем кроликами. Девушки хотели застелить стол желтой скатертью, но ветер упрямо ее срывал. Лили сидела во главе стола на холодном металлическом стуле и глядела, как товарки пытаются связать концы трепыхающейся скатерти. Лучи солнца проникали сквозь желтую ткань, освещая лицо Лили и цветочный горшок у нее на коленях.

Фрау Кребс протянула ей перевязанную лентой коробку.

– Это вам от профессора, – сказала она. – В подарок. Ему пришлось уехать на операцию в Берлин, в больницу Святого Норберта. Он просил за него попрощаться.

Лили никак не могла справиться с тугим узлом, и фрау Кребс, достав из кармана фартука армейский нож, проворно перерезала ленту, чем огорчила девушек, которые собирались вплести ее в волосы Лили, за время пребывания в клинике отросшие ниже плеч.

В большой коробке, набитой папиросной бумагой, Лили обнаружила двойную серебряную рамку для фотографий. В первом овале было заключено фото Лили, лежащей в высокой траве на берегу Эльбы; снимала, по всей видимости, Грета, так как Лили никогда не ходила к реке с профессором. Со второго снимка на нее смотрел щуплый мужчина в шляпе: глаза – темные, глубокие, кожа – такая белая, что почти светится, из воротничка выглядывает тонкая шея.

Со своего места на стуле с веревочным сиденьем Лили видела эту двойную рамку, стоявшую на книжной полке. Слышала шорох карандашного грифеля по холсту. Ее волосы, разделенные пробором, спускались по плечам на грудь. Шею облегали янтарные бусы, золотая застежка холодила кожу. Перед глазами Лили встал образ коренастой женщины с толстыми икрами и мозолистыми пальцами, которая носила бусы до нее. Женщину эту, разумеется, Лили не знала, но представляла ее посреди сфагнового болота: на ногах – резиновые сапоги, янтарные бусы спускаются в ложбинку между грудями.

Лили что-то помнила, а что-то – нет, и это ее нисколько не тревожило. Она знала, что большая часть ее жизни – прежней жизни – похожа на книгу, прочитанную в детстве, сохранившуюся в памяти и забытую одновременно. Она припоминала сфагновое болото, слякотное по весне и изрытое норами, проделанными семейством лис. Помнила широкое ржавое лезвие мотыги, вгрызающееся в слой торфа, и сухое щелканье янтарных бус, свисающих с шеи. Помнила силуэт рослого мальчика с крупной головой, идущего по краю сфагновых угодий. Кто это, Лили не знала, но помнила, что когда-то давно была маленьким испуганным ребенком, который не отрывал глаз от этого силуэта, черного и плоского на горизонте болота. В ее груди возникало смутное волнение, когда силуэт приближался и его рука приподнимала шляпу, – вот что она знала. Лили помнила, как признавалась себе в том, что – ах да – она влюблена.

– Ты что-то разрумянилась, – сказала Грета из-за мольберта.

– Да? – Шея Лили вспыхнула жаром, вдоль линии роста волос моментально выступил пот. – Ума не приложу с чего.

Но тут она лукавила. Около двух недель назад Лили шла в «Ландмандсбанк» положить на хранение в сейфовую ячейку подарок Греты, брошь с бриллиантами и жемчугом. Перед банком она зашла в небольшой, расположенный в подвальном помещении магазин, чтобы купить для Греты две щетинные кисти. Продавец, старик с пухлыми розовыми костяшками пальцев, в это время тянулся к верхней полке за скипидаром – обслуживал другого покупателя, мужчину с шапкой тугих кудрявых волос, закрывавших уши. Лица покупателя Лили не видела. Она злилась, что тому потребовалась самая большая жестянка скипидара на самой высокой полке.