– Мы отрекаемся от тебя! – Сэнди передразнивает голос отца. – Ты опорочила семейное имя. Вон из этого дома!
– Прочь с глаз моих! – Йоланда показывает на дверь. Сэнди уворачивается от взметнувшихся спиц. Клубок белой пряжи катится по полу. Две сестры сгибаются пополам, давясь от хохота.
– Да вы, девочки, увлеклись не на шутку. – Фифи встает, укачивая плачущую дочку. – Ничто не разряжает обстановку лучше, чем хорошая история, – холодно добавляет она. – Как видите, наши отношения нисколько не улучшились.
Три сестры, подняв брови, переглядываются. За два дня, прошедших с приезда отца, он не промолвил ни слова. Он все еще не простил Фифи за то, что она «зашла за пальмы». В юности сестры шутили, что скорее останутся девственницами, чем найдут в округе хоть одну пальму.
– Знаю, это тяжело, – будучи психотерапевтом, Карла любит показывать себя самым понимающим в семье человеком. – Но тебе нужно отдать себе должное. Ты их покорила, Фифи. Ей-богу. С тех пор как ты родила, мами у тебя из рук ест, да и папи тоже со временем смягчится, вот увидишь. Сама посуди, он ведь приехал.
– Скорее, мами его сюда затащила. – Фифи опускает нежный взгляд на дочку и снова приходит в хорошее расположение духа. – Ну, главное, что малышка красива и здорова.
Йоланда думает о том, что именно этого она хотела для них с Клайвом – всего красивого и здорового, а не безудержной и всепоглощающей страсти, после которой остаются лишь слабость и изнеможение.
– Не понимаю, почему он так поступает, – вслух говорит она сестрам.
– Допотопные предрассудки, – отвечает Карла. – Он получил еще более высокую дозу, чем мами.
Сэнди смотрит на Йоланду: она поняла, кого та имела в виду. И пытается развеять мрачное настроение сестры.
– Слушай, если жеребец тебе не по вкусу, то всегда можно объездить другого, – говорит она. – Жаль, конечно, что тот симпатичный парень женат.
– Какой симпатичный парень? – спрашивает Карла.
– Какой парень? – спрашивает мать. Она стоит на пороге гостиной, застегивая пуговицы на пестром домашнем платье с цветочным узором. С тех пор как дочери были детьми, у нее вошло в привычку покупать себе цветастую одежду, чтобы никто из девочек не мог обвинить ее в том, что у нее есть любимицы.
– Парень, которого ты подцепила в больнице, – поддразнивает ее Сэнди.
– Что значит «подцепила»? Он приятный молодой человек, и так уж вышло, что его дочь родилась в одно время с моей маленькой милашкой. – Мать распахивает объятия. – Иди сюда, милая, – воркует она, забирая младенца из рук Фифи. И принимается кудахтать в одеяльце.
Сэнди качает головой.
– Господи! Ну прямо зоопарк на выезде.
– Следи за языком, – рассеянно укоряет ее мать, а потом ласковым, воркующим тоном повторяет те же слова внучке: – За языком…
Мужчины постепенно выходят к завтраку. Первым появляется отец, хмуро кивая на поздравления. За ним, желая всем счастливого Рождества, выходит Отто. Бело-золотыми бровями, усами, бородой и пухлым, добродушным красноватым лицом Отто напоминает молодого Санта-Клауса. Психоаналитик присоединяется к ним последним.
– Взгляните на всех этих женщин, – говорит он, присвистнув.
Мать расхаживает из одного конца комнаты в другой, держа внучку на руках.
– Только посмотрите на них, – улыбается Отто. – Видение! Зрелище, достойное трех волхвов!
– Четыре девочки, – бормочет отец.
– Пять, – поправляет психоаналитик, подмигнув матери.
– Шесть, – поправляет мать, кивая на сверток в своих руках. – Нас шесть, – говорит она малышке. – Я так и знала! За неделю до твоего рождения мне приснился очень странный сон. Мы все жили на ферме, и бык…
В комнате сонная тишина. Все слушают мать.
Джо
Йоланда – она же по-испански Йо, или по-английски, искаженно, Джо, или удвоенно Йойо, подобно игрушке, или Джоуи, когда приходится выбирать из ассортимента именных брелоков, – стоит у окна третьего этажа и наблюдает, как по лужайке идет мужчина с теннисной ракеткой. Он дотрагивается до края клумбы ее ободком, потревожив пару диких ирисов.
– Не надо, – бормочет себе под нос Йо, проводя задумчивым указательным пальцем по линии роста своих волос. Это ее тайная гордость: посередине лба волосы образуют галочку, а по бокам огибают лицо дугами, формируя идеальное сердечко. – Не трогай цветы, док. – Она грозит пальцем его двухдюймовой спине.
Мужчина останавливается, подбрасывает в воздух воображаемый мяч и делает подачу горизонту. Горизонт промахивается. Мужчина устремляется к нему и к теннисным кортам.
На нем белые шорты и белая рубашка – экипировка, которая делает его похожим на мальчика… хорошего мальчика… единственного нелюбимого сына финансовых акул. Оба они акулы, как настаивает Йо. Папа – ткано-фруктовая[29] акула. Она ощущает, как мягко обхватывает ее тело резинка трусов.
Мама – Йо оглядывает комнату: