Девочки Гарсиа

– Он до смерти устал и не услышал, как к нам влезли воры. Нас обокрали до нитки. Забрали даже мои туфли и нижн… – Бабушка вспоминает о требованиях приличия. – Все до последнего предмета одежды, – стыдливо добавляет она.

Молодой человек притворяется встревоженным.

– Но именно это я и имею в виду под удачей, потому что воров поймали и мы получили назад все до последнего лоскутка.

Бабушка постукивает по стеклу.

– Лапочка, – воркует она с младенцем. – Повезло, – говорит она молодому человеку. – Фифи всегда была везучей. Не говоря уже о том, как ей посчастливилось с… – бабушка понижает голос, – с Отто.

Молодой человек оглядывается через плечо. Отто? Как можно назвать бедного ребенка Отто?

– Вообразите, – продолжает бабушка. – Фифи бросила университет и отправилась в церковную поездку в Перу – под присмотром, конечно, иначе мы бы ее не отпустили. Мы не верим во всю эту свободу. – Нахмурившись, она смотрит на палату для новорожденных. За стеклом между тонкими белыми перекладинами кроваток крепко спят полдюжины грудничков. – В общем, на перуанском рынке она знакомится с этим немцем Отто, который не знает ни слова по-испански, но пытается купить пончо. Она торгуется за него, и он покупает пончо за гроши. Ну и они мигом влюбились друг в друга, стали переписываться, и вот, пожалуйста, – они родители! Разве не удача?

– Удача, – говорит молодой человек.

– Ты у нас тоже будешь везучей, правда? – Поквохтав над внучкой, бабушка доверительно сообщает молодому человеку: – Она станет вылитым ангелочком, румяным и светловолосым.

– В таком раннем возрасте нельзя сказать наверняка, – замечает молодой отец, улыбаясь своей дочери.

– Точно вам говорю, – объявляет бабушка. – Я четверых родила.

– Мами цепляет роскошных мужиков, – смеется Сэнди.

Она сидит по-турецки на полу в гостиной Фифи. Новоиспеченная мать расположилась в кресле Отто, держа на руках младенца. Девочка спит, положив голову ей на плечо. Карла раскинулась на диване. Сидящая у ее ног Йоланда яростно вяжет крохотное одеяльце – розовые, нежно-голубые и пастельно-желтые квадратики с белой каймой. Раннее утро. Семья собралась в доме Фифи на Рождество, ровно через неделю после рождения младенца. Мужья и бабушка с дедушкой еще спят в спальнях. Четыре девочки бездельничают в ночных сорочках и рассказывают друг другу, как у них на самом деле обстоят дела.

Сэнди объясняет, что они с матерью сидели в приемном покое, а потом мать исчезла.

– Я нашла ее у палаты для новорожденных болтающей с этим жеребцом…

– Это оскорбительное выражение, – замечает Йоланда. – Называй его просто «мужчина».

– Отвали, а? – Глаза Сэнди наполняются слезами. С тех пор как месяц назад ее выписали из Маунт-Хоуп, она стала такой плаксой, что ей приходится носить в сумке не только антидепрессанты, но и бумажные платки. Она оглядывает комнату в поисках своей сумки. – Мисс поэтесса чрезвычайно чувствительна к языку.

– Я больше не пишу стихи, – обиженным голосом отвечает Йоланда.

– Черт подери, девочки, – говорит Карла, выступая в роли рефери. – Сегодня Рождество.

Молодая мать поворачивается ко второй сестре и проводит пальцами по ее волосам. Семья впервые за год собралась вместе, и ей хочется, чтобы все ладили. Она меняет тему.

– Было очень мило с вашей стороны навестить меня в больнице. Я ведь знаю, как вы обожаете такие заведения, – добавляет она.

Сэнди опускает взгляд на ковер и принимается его теребить.

– Я просто хочу забыть о прошлом.

– Понятное дело, – замечает Карла.

Вслед за сестрой Йоланда, насупившись, откладывает одеяльце – семейный признак приближающихся слез.

– Прости, – говорит она Сэнди. – Это была ужасная неделя.

Сэнди касается ее ладони и смотрит на остальных сестер. Все они в курсе, что Клайв опять вернулся к жене.

– Конченый говнюк. В который раз это повторяется, Йо?

– Йоланда, – поправляет ее Карла. – Теперь она хочет, чтобы ее называли Йоландой.

– Что значит «хочет, чтобы ее называли Йоландой»? Это, знаешь ли, мое имя!

– Почему ты так злишься? – с профессиональным спокойствием спрашивает Карла.

Йоланда закатывает глаза.

– Будь добра, избавь меня от своей дешевой терапии.

Снова назревает ссора, и Фифи меняет тему. Она дотрагивается до одеяльца, в которое завернут микрокосм эволюции.

– Какая красота. А стихотворение, которое ты написала моей малышке, растрогало меня до слез.

– Значит, ты все-таки пишешь! – замечает Карла. – Знаю-знаю, ты не хочешь об этом слышать. – Карла задабривает третью сестру комплиментами: – Йоланда, ты такая талантливая. Серьезно. Я храню все твои стихотворения. Читая что-нибудь в журнале, я каждый раз думаю: «Господи, Йо пишет в сто раз лучше!» Цени себя по заслугам. Ты слишком строга к себе.

Йоланда молчит. Она ловит себя на том, что ее властная старшая сестра имеет свойство приправлять все свои комплименты призывами к работе над собой. «Цени себя по заслугам», «верь в себя», «будь к себе добрее». Из-за этого ее похвалы напоминают старую добрую «конструктивную» критику их матери.

Карла поворачивается к Сэнди.