Девочка со спичками

Девушка сжалась от нехорошего предчувствия: Игорь выглядел как настоящий сумасшедший. Его явно подкосил опыт с газом – и, кажется, ее воспоминания тоже. Психика Соколова отчаянно искала ту самую зону комфорта – хотя бы в лице матери, – и потому любые объекты, которые могли стать вместилищем воспоминаний о ней, теперь были опасны.

Макс знала: когда тестировщики начинают вести себя так, сон совсем скоро начнет рушиться.

– Игорь, вставай!

Она торопливо стряхивала с него осколки.

– Руки за голову! – грубый голос за спиной Макс ясно дал понять, кто тут хозяин положения.

Черные люди молча заполняли помещение, стекло угрожающе скрипело под их подошвами; они наступали на розовые и белые пуанты, которые упали со стоек рядом с витриной, беря Макс и Соколова в кольцо.

Она попыталась нажать на запястье, но ничего, конечно, не произошло.

– Не двигаться! – рявкнул голос.

Их скрутили и повели в разные машины; сначала торжественно, со свитой роботов-саперов, усадили его, потом – ее. Макс выглянула в зарешеченное окно полицейского болида – тот, кто их «взял», ненадолго снял маску и вытер пот со лба: невысокий, крепко сбитый пожилой полицейский, явно уставший. Он бесконечно кричал на кого-то в рацию.

– Ему скорая нужна, он весь в крови, вы что, не видите?! – Макс застучала в стекло запястьями в наручниках, но ее вообще никто не слышал в глухой консервной банке, задраенной со всех сторон.

Она часто задышала и вжалась в сиденье.

«Буди, буди его, ничем хорошим это не закончится! Ты ничего не контролируешь».

Ты здесь, чтобы узнать правду. И убить, если потребуется.

Голос изнутри был спокойным – и он был сам по себе, он не принадлежал ей больше, как и весь этот сон.

Макс ощупала браслет, пережатый железом наручника, – он не вибрировал.

«В конце концов, я всегда могу взорвать его, если другого выхода не останется».

Полицейские болиды двинулись с места, разгоняя пробки воем сирен. Свет проблесковых маячков прорывался сквозь тонированные стекла и жег синевой лицо Макс. Она смотрела наружу, напряженно щурясь, – девушка пыталась найти машину, в которой везли Соколова, но та, видимо, шла впереди.

Из-за углепластиковой панели, разделявшей салон, полицейских не было слышно. Макс стало тревожно и муторно; ей почему-то хотелось добраться до Соколова, взять за грудки, хорошенько встряхнуть, накричать на него за ту ужасную глупость, которую он совершил, – но она понимала в глубине души, что это ничего не даст.

Он так и не перестал любить свою мать – холодную, прекрасную балерину, даже Макс она казалась сошедшей с картин средневековых живописцев. Ту, которая, кажется, никогда не любила его – и такое «Капсула», увы, не могла вылечить.

И осознавать сейчас эту роковую, всепоглощающую нелюбовь Макс было невыносимо – ведь она со своей матерью всегда если и не жила душа в душу, то уж точно шла рука об руку. Полина всякий раз сворачивалась в воспоминаниях о маме, как маленькая птичка в пушистом гнезде; в ее любви можно было переждать даже самую страшную бурю.

А у Соколова были только стекла, в которые он отчаянно бился; зеркальный лабиринт, откуда нет и не может быть выхода; черная дыра в том месте, где должна была помещаться любовь Арины, ныне, и присно, и во веки веков – так, как завещано любому живому существу, что рождается на свет.

Любому, но не ему.

Макс посмотрела на свои руки без единой царапины – в реальности шрамы вились белесыми волнами где-то от сгиба локтя на правой руке и от середины предплечья – на левой. Она так и не смогла дошлифовать их в юности – просто не хватило сил, потому что эта процедура каждый раз причиняла ей адскую боль.

Девушка глянула на дорогу и замерла: Игорь смотрел на нее сквозь стекло соседней машины, которая поравнялась с той, где везли ее, буквально на несколько секунд.

Макс сжала побелевшие губы и резко покрутила пальцем у виска.

Соколов грустно улыбнулся в ответ, пожал плечами – а потом кивнул.

* * *

– Отпустите девушку, она ничего не знает.

Приземистый, с выгоревшими бровями, мускулистый, похожий на бульдога полицейский громко расхохотался:

– Не, блядь, ты это слышал, Славик? Он еще чё-то вякает.

– Да слышу я, слышу, – хмуро буркнул Славик, который в это время ковырял отверткой в жилете Соколова, перехватив Игоря локтем за шею.

Соколов сидел в неудобной позе, задрав подбородок, но посмеивался про себя над жалкими потугами Славика. Игорь точно знал, что жилет невозможно снять без взрыва, – потому что сам уже все перепробовал.

– А чё тебе баба? – вдруг сообразил Бульдог. – Дрочишь на нее, что ли?

Игорь напрягся.

Славик отпустил его и, ругаясь, сунул отвертку в карман.

– Да на хера она мне сдалась! – Соколов даже сплюнул на пол для убедительности.

– Славик, веди бабу.

– Стойте, зачем? Она просто заложница! Она не знает ничего…

– Ебало завали свое.

Соколова схватили, поволокли по коридору и сунули в ближайшую одиночку – без окон и с железной кроватью без матраса.