Девочка со спичками

«Я на мосту… напротив старинных башен. Две башни. Один звонок – и сразу сбросить. Даже не нужно говорить. Это необходимость… это поможет всем, это обеспечит безопасность на много лет вперед…»

9:25:33

«Отпусти… Не трогай меня! Я ничего тебе не сделала!.. Я ничего не сделала… я хорошо себя вела!.. Умоляю, пожалуйста… А-а-а!»

Макс резко остановила запись и сжала виски.

Соколов кричал не своим голосом – он визжал, как свинья, которую собираются резать, высоко и жутко, – и она знала, что он видел в тот момент – и кем был.

«Это же мой, мой протуберанец – и он в его сне…»

– Мама, мамочка, что мне делать… – Макс легла на пол ванной, силясь представить образ матери – он всегда помогал, даже в безвыходных ситуациях, – но ничего, кроме тонких прожилок трещин на потолке, так и не увидела.

Ты здесь, чтобы достать его воспоминания об организации теракта. Ты должна узнать правду, получить доказательства и отомстить. И убить его, если потребуется.

– Я знаю… – простонала она и закрыла лицо руками. Ее воспоминания неумолимо просачивались в сон. Баг страшный – она ловила такие буквально несколько раз за все время работы с «Капсулой». Какой же она была дурой, ожидая, что с Соколовым ее пронесет!

Макс, конечно, заговорила ему зубы, как только он проснулся, – даже зачитала воображаемую статью из «Википедии»: дескать, этот газ вызывает сильнейшие галлюцинации.

– Но я… был тобой… только маленькой… – Он непонимающе смотрел на свои руки, силясь вспомнить детали, – но руки неподвижно лежали перед ним ладонями вверх и никак не помогали.

– Ну что за бред, как ты мог быть мной! – Макс расхохоталась, но внутри этот смех бил ее, как кувалда.

Не придумав ничего лучше, чтобы переключить его внимание, она положила Соколову на колени рюкзак-автоном и вытащила консоль, разведя пальцы в воздухе:

– На вот, разрабатывай мелкую моторику – тебе полезно будет. Вдруг и пароль вспомнишь.

– Почему ты раньше не сказала, что там ядро с нейронкой?! Я же могу с нее хакнуть жилет! Я… программист? Макс. Я программист. Это точно.

«Ну-ну». Она играла с огнем, чувствуя уже знакомое дрожание пола, но оставила Соколова сражаться с ветряными мельницами.

– Тебя как, не тошнит, хакер? Яичницу будешь?

* * *

Макс не помнила, сколько прошло времени, пока она все-таки рискнула толкнуть дверь ванной – и уперлась в спину Соколова.

Он поспешно поднялся с пола.

– Тебе плохо? Хочешь, пройдемся? Тебе нужен воздух…

Сыпля беспомощными предложениями, Игорь пытался прочесть на ее лице хотя бы намек на смысл происходящего.

Они оделись, вышли из подъезда и побрели по какой-то центральной улице, подозрительно похожей на Тверскую, – хотя, возможно, это был Чистопрудный бульвар, или Неглинная, или черт знает что еще. Люди гудели радостно и возбужденно, огибали их, не замечая и задевая рукавами пальто и курток. Странная пора года стояла – вроде бы теплая осень, как будто начало октября. Макс устала анализировать, просто шла вперед, а Соколов ни на секунду не отставал – он словно хотел попасть в такт ее шагов или – вот глупость! – стремился защитить ее, правда, непонятно от кого.

Через полчаса Макс наконец заставила себя остановиться у случайной витрины магазина, забранной в стекло вровень с тротуаром.

– Нам надо на мост. Нам надо ехать. Куда-то двигаться.

Соколов тоже остановился – но не потому, что она так сказала.

Перед ними был балетный магазин.

Макс схватила его за рукав, но было поздно – Игорь стоял как вкопанный, а перед ним разверзалась бездна фиолетово-бордовых кулис, затянутых дымом. Там кружились 3D-проекции двух людей, мужчины и женщины, они танцевали «Лебединое озеро» – это была реклама, но весьма реалистичная. Белая фигурка в балетной пачке вращалась без остановки, откинув голову, – только руки мелькали; ноги ее были скрещены, они поднимались и опускались, как лезвия обоюдоострых ножниц, – и глаза, черные глаза от края до края, они заливали пространство

и жгли Соколова каленым железом, они звали его – и он просто шагнул вперед.

– Мама.

Макс даже не успела закричать – грохот, брызги стекол, и вот он уже лежит и моргает, усыпанный осколками; лицо в тонких красных линиях, и они расплываются по коже, как кляксы по бумаге.

– Ты что наделал?! Зачем ты вошел в витрину?

Визжала сигнализация, а сон дрожал так, словно под землей проходил тяжеленный вагон метро.

– Ой. Колется. – Соколов удивленно приподнял с губы осколок. – Я не видел стекло.