Девочка-призрак

– Что ты здесь делаешь?

– Да просто… – Она на мгновение замолчала. Почему у него сердитый голос? В чём она виновата? – Линейка? Что там произошло? Зачем ты вышел?

– Я… я не знаю. Это было так странно; словно я ничего не мог с собой поделать. Когда он спросил, не желает ли кто поделиться, внутренний голос будто сказал мне, что я должен это сделать. Должен заступиться за себя. Просто мне на секунду показалось, что он может быть прав. Что, если то, что происходит между мной и папой… что так быть не должно? Что, если с этим нужно разобраться, рассказать об этом. – Зи нервно рассмеялась, но затем увидела лицо Элайджи и замолчала. – Вся эта речь о задирах и умении заступаться за себя, когда другим всё равно. Какое-то мгновение мне казалось, это сработает. Словно если я озвучу проблему, то смогу с ней что-нибудь сделать. Глупо, я знаю.

Зи уставилась себе под ноги. И снова эти камни. Она пошевелила языком вокруг них.

– А я не считаю это глупым.

– Всё дело в папе… – Какое-то мгновение у Элайджи был такой вид, словно он сейчас расплачется, но затем друг разозлился. – Вечно он тычет мне в лицо моим весом. Знаешь, я думаю, он… любил бы меня сильнее, не будь я таким толстым. Занимайся я спортом, как он.

– Не говори так, – сказала Зи чуть ли не шёпотом. – Ты чудесный, умный и…

– Нет, так и есть. Когда-то у него тоже был лишний вес, но он похудел, подтянулся и стал популярным. Будь я в лучшей форме, возможно, ходил бы в какую-нибудь спортивную секцию. Он мечтает о сыне, который играл бы в футбол, а не приносил пятёрки, увлекался наукой и бродил по кладбищам. – По лицу Зи пробежала лёгкая тень, но тут же исчезла. – Без обид, – добавил Элайджа вяло.

Зи прочистила горло.

– Чего там, все окей, – соврала она, не моргнув глазом.

– И вот я подумал: «Может, директор Скретч меня поймёт?..» – Элайджа замолчал. – Так и вышло, Зи.

– Что? – выдавила Зи. В повисшей между ними тишине был слышен стрёкот сверчков.

– После линейки он остановил меня в коридоре, отвёл к себе в кабинет, и мы поговорили о моём папе.

– Что он сказал?

– Спросил, почему я сказал, что папа меня задирает. И я объяснил: потому что он хочет, чтобы я был как он. Хочет, чтобы я был спортивным, активным и… ну, не был самим собой. Но затем директор Скретч спросил, почему я не слушаю папу. Пытался понять, почему я не хочу, чтобы отец был мной доволен.

– Что? – сказала Зи. – Он правда так сказал?

– Угу. Сказал, что мне следует поднапрячься и постараться не огорчать отца. Что я могу быть сыном, о котором он мечтает. Что это пойдёт мне на пользу. Сказал, что верит в меня.

– А ты этого хочешь? – спросила Зи мягко.

– Не знаю. Возможно, он прав. Не хочу расстраивать отца.

– Может, это твой отец расстраивает тебя, Элайджа.

– Это так не работает, Зи. Я хочу, чтобы он мной гордился. Будь это так, возможно, мама бы… – Элайджа замолчал, сглатывая слова, и выпалил: – Я просто подумал, что тогда всё наладится, ясно? Глупо, я знаю.

– Но, Элайджа, ты умный и добрый, и у тебя всё получается. Вот что я вижу, когда смотрю на тебя. Ты гораздо больше своего веса.

– Даже не думай! – сказал Элайджа громко. – Ты всегда так делаешь, а я терпеть этого не могу. Не говори, что у меня нет проблем, ладно? Это неправда. Я не слепой.

– Извини, – прошептала Зи, удивлённая его криком. Элайджа никогда не кричал. Такое поведение было ему совершенно не свойственно. И то, что из всех людей именно Зи довела его до точки, ну, о чём-то да говорило. Она чувствовала себя отвратительно. Ей просто хотелось поскорее прекратить разговор. Вернуться к обсуждению привычных тем, вроде школы и её планов дать Нелли Блум сдачи. Ей не нравилось это обсуждение, от него у неё скрутило живот и пересохло во рту.

– Обычно мне нет до этого дела, понимаешь? Обычно это не важно, но порой, когда он смотрит на меня… – Элайджа оглянулся на дом. – Смотрит так… словно видит жизнь, полную страданий. Хотя я вполне счастлив, – Элайджа вздохнул. – Я только… не знаю. Наверное, хочу, чтобы отец мной гордился. Думаю, я хочу этого больше всего на свете. Даже сильнее, чем быть самим собой.

Зи прикусила губу. Элайджа был сам не свой. Ей вдруг стал неприятен директор Скретч, пробравшийся к её другу в голову таким образом.

– Ну, если спросишь меня, ты единственный интересный человек во всём этом дурацком городишке. Только это мне и важно. Кого заботит, что думает твой папа?

– Меня! О чём и речь, Зи, – резко ответил Элайджа. Его слова обжигали, как лёд, и он повернулся к ней спиной. – Ты вообще меня слушаешь?

Зи вздрогнула. Такой вопрос ей задавали не впервые. Она набрала побольше воздуха.

– Элайджа, дело не в тебе. А в нём! Тебе не нужно меняться. Не нужно худеть. Это тебя ничуть не изменит. Отцы должны любить своих детей несмотря ни на что, а не мечтать их изменить.

Элайджа посмотрел на Зи, и она увидела слёзы в его глазах.

– Угу, но… что, если он всё-таки хочет меня изменить? Как мне тогда быть?

Зи открыла рот, а затем снова его закрыла.