Мамука был человеком, который не отступает без боя. Отдохнув часок на песке, он купил в киоске с фастфудом порцию только что приготовленных кальмаров и банку «Туборга» и всласть наелся, сидя на пляже. Недалеко от того места, где он присел, находился пункт проката лодок, досок для виндсерфинга, катамаранов и оборудования для подводной рыбалки. Он взял на два часа катамаран и, медленно вращая педали, направился к острову, который по мере приближения казался больше и суровее. После пятнадцати минут плавания он зашел в бухту, где накатывающие на берег волны лизали мокрые скалы, обросшие мхом и лишайником. Спрыгнув с катамарана, Мамука оказался по колено в воде, он привязал его за железный крюк, вбитый в стену, и оставил качаться на темной воде. Забравшись на ближайший валун, обросший ракушками, чуть не поскользнувшись на его гладкой поверхности, он направился наверх по ступенькам, вытесанным в камне. Часто дыша и вытирая пот с лица, моментами раскаиваясь, что вообще решил предпринять это утомительное путешествие по пустому острову, он задавался вопросом, какая сила заставила его карабкаться по этим серым негостеприимным скалам. На полпути, обессилевший, Мамука присел в тени кряжистой дикой оливы, раздумывая, что заставляет альпинистов взбираться на более страшные вершины. Ведь когда они поднимутся наверх, то поймут, что там, кроме потрясающего вида, на самом деле ничего нет. Их может снести ураганом, ударить молнией, да и вообще, какой смысл с такими усилиями взбираться наверх, если потом все равно спускаться вниз. Но лично ему не оставалась ничего другого, как смириться и подниматься дальше. Что-то его толкало на вершину скалы. Он уже с трудом дышал, когда наконец добрался до плато, где, словно вросшая в него, стояла маленькая церковь. Отсюда открывался потрясающий вид. На восточной стороне блики солнечных лучей играли на тихой морской глади. Море сияло, как чешуя на спине гигантской синей рыбы, занимало все пространство, вплоть до линии горизонта. На западе, на серебряной нити петровацкого, пляжа люди казались маленькими, как муравьи.
Долго он смотрел вдаль, а потом его взгляд остановился на бухте с противоположной стороны острова. Под густыми кронами трех столетних сосен стоял каменный домик. Внимательнее присмотревшись, Мамука разглядел силуэт загоревшей женщины, развешивающей сушиться постиранное белье.
«Боже, кто мог выбрать эту пустыню местом для жизни?! Должно быть, она не в себе, или у нее есть серьезные причины для такого выбора». Вдруг ему показалось, что это фата-моргана, Мамука ущипнул себя за руку и решил узнать, кто на самом деле эта одинокая женщина на пустом острове.
Направившись к домику, по пути он обратил внимание на серую веревку, которая от церковной, окованной медью двери, как серая змея, тянулась к верху церковного колокола, зажатого между двух столбов на небольшой колокольне. Мамука несколько раз потянул за веревку, и колокол начал перезванивать серебряными тонами, разнося их над синей морской гладью вплоть до самого Петровца. Звон колокола развеселил его, как и сам факт, что он на острове не один. Юноша продолжал все сильнее и сильнее тянуть за веревку.
Молодая женщина перестала развешивать белье и посмотрела на вершину острова. Заметив там мужской силуэт, она подумала, что это отец Нектарий, и начала весело махать ему. Силуэт ответил ей тем же и медленными шагами направился вниз. Мамука осторожно спускался по крутому склону, чувствуя боль в голени и мышцах, придерживаясь за редкие растения по краям ступенек. Через каких-нибудь двадцать минут он уже был у подножия скалы. Вынырнув из тени трех густых сосен, тяжелые ветви которых с сине-зелеными иголками спускались почти до самой земли, он остановился как вкопанный. Женщина, которая приходила к нему в самых интимных сновидениях, чье лицо он не видел больше года, но ежедневно воскресало в его болезненном воображении, та, которую любой человек со здравым рассудком и каплей гордости давно бы уже забыл, как летнее ненастье, а он через боль все-таки любил, сидела в нескольких шагах от него.
Развесив белье, Ивана сидела на ступеньках перед домом, ожидая отца Нектария и почесывая за ушами белого озорного козленка. Он упрямо сопротивлялся, упираясь лбом в ее ладонь, и весело помахивал коротеньким хвостиком.
Заметив человека, резко остановившегося в десяти метрах от нее, молодая женщина оттолкнула непослушного козленка, прикрыла рукой глаза, защищаясь от ослепляющего солнечного света, и посмотрела на пришельца. Радостная улыбка-приветствие исчезла с ее лица, когда она поняла, что неожиданный посетитель – не отец Нектарий, а кто-то другой. Она настороженно смотрела на незнакомца.