Девочка и мертвецы

 — Н-не отпущу, — разбитыми губами прошептал Марик и отполз к стене. — Хоть убейте, не отпущу!

 Ионычево лицо в окне исказилось, словно на экране дрянного телеящика.

 — Как же это не отпустишь? — шепотом спросил Ионыч. — Невинный объект погубить хочешь в угоду своей славе? Он же тебе ничего не сделал! Отпусти его: давай разберемся, как мужчины!

 — Вы мне в голову выстрелите, если отпущу, — сказал Марик, — где уж тут “как мужчины”.

 — Ну, выстрелю — и что? — Ионыч пожал плечами. — Примешь смерть, как мужчина, а не свиненок. — Он приподнял ружьецо. — Если поточнее прицелюсь, может, и не задену тарелочку.

 Марик сжал тарелку в руках, чуть согнул: тарелка жалобно запищала.

 — Опустите ствол! Сломаю!

 — Сил не хватит! — дрогнувшим голосом заявил Ионыч.

 — Я мертвый, мне всего хватит!

 — Мертвым преимуществом пользуешься, свиненок неблагодарный? — прошипел Ионыч. — И кто ты после этого?

 — Да вы на себя посмотрите сначала! — закричал Марик в отчаянии. — Что вы с Катей делаете!

 — Это для ее собственного блага, — отрезал Ионыч. — Чтоб выросла приличной девушкой, а не какой-нибудь проституткой, шалавой подзаборной.

 — Вы ее избиваете!

 — Я в ее глупую башку знания вбиваю!

 — Да пошел ты, грязный турище! — завопил Марик и метнул в Ионыча тарелку. Ионыч схватил тарелку на лету, осторожно положил на подоконник, погладил.

 — Спасибо, Маричек.

 Хлопец сообразил, что оплошал, и метнулся из комнаты. Грянул выстрел, посыпались деревянные щепки.

 — Ну, теперь далеко не уйдешь! — заявил Ионыч, влезая в окно. — За то, что с непознанной тарелкой пытался сделать, я с тебя живьем шкуру спущу!

 Марик заметался между стенами. Увидел дверцу в чулан, откинул щеколду, влетел внутрь. В темноте пахло кориандром и пылью. Марик подтащил к двери тяжелый сундук, загородил. В дверь постучались.

 — Сам в ловушку забежал? — Ионыч хохотнул снаружи. — Молодец!

 — Посмотрим! — дерзко ответил Марик, отступил назад и упал, споткнувшись обо что-то мягкое и белое. Сдирая коленки, подполз к белому и охнул: это была Катя. Миг Марику казалось, что девушка мертва, но она открыла глаза, увидела мальчика и прошептала:

 — Маричек, родной мой… что ты тут делаешь? — Катя закашлялась. — Ой, худо мне…

 — Ты погоди-погоди, не перенапрягайся… — Марик завозился, помог Кате сесть, прислонил девочку к стене. Катя была страшно избита: лицо и руки в синяках, на ногах красные полосы — похоже, Ионыч ее связывал.

 — Катя, ты меня слышишь? — позвал Ионыч. — Открой-ка мне, девочка моя. Открой скорее. Твой дядя пришел, молока тебе принес.

 Катя дернулась, чтоб встать, но Марик усадил ее обратно.

 — Ну что ты такое творишь, Маричек? — пробормотала девушка. — Дядя Ионыч зовет: разве могу я ему отказать?

 — В этот раз сможешь, — заявил Марик и встал. — Я сам ему открою.

 Он прижался к стене, зажмурился, собирая остатки сил. Почувствовал, как руки превращаются в твердокаменные щупальца, открыл глаза и с криком “А-а-а-а-а!” бросился к двери. Прыгнул вперед: выломал часть двери, упал на Ионыча и вместе с ним кубарем покатился по коридору: прямо на кухню. Замерли. Кошка Мурка посмотрела на них вызывающе и с рассерженным мявом отошла от тарелки с прокисшим молоком. Ионыч и Марик с пола молча наблюдали, как она — хвост пистолетом — покидает кухню. Потом посмотрели друг на друга. Ионыч схватил ружьецо, Марик пустил ему в бок щупальце.

 — М-да, — сказал Ионыч.

 Ружье сухо щелкнуло.

 — Перезарядить-то забыл, — сказал Ионыч и кашлянул кровью. Утер дрожащие губы рукавом, посмотрел на щупальце, торчавшее из живота.

 — Смерть моя типа? — уточнил Ионыч. — Так, что ли?

 — Простите, — прошептал Марик, вздрогнув. — Вообще-то я не люблю… мне не нравится убивать.

 — Глупо как-то вышло, — сказал Ионыч. — Ведь не хотел я ничего дурного, и Федя не хотел.

 — Вот только не надо оправдываться, — пробормотал хлопец, отворачиваясь. — С вашей стороны это жалко выглядит.

 — Может, и жалко, — сказал Ионыч. — Но мог бы уважить старика, которому жить осталось всего-ничего, и послушать мою историю.

 — Да не успеете вы, блин, дорассказать! — возмутился Марик. — Зачем вообще я должен врага своего выслушивать?! Мне еще мук совести не хватало!

 — А ты вот послушай! — с мстительной радостью заявил Ионыч и начал рассказ: — Катерину взяли мы из сиротского приюта грудным младенчиком; ах, какая потешная она была! Агукает, ножками дрыгает! Лапонька! Я ей палец протягиваю, она его в кулачок берет и смотрит на меня, а глазоньки ясные-ясные! Чудо, а не девочка!

 — Да что вы врете-то? Даже перед лицом смерти врете! — возмутился Марик. — Кате было четыре годика, когда вы ее забрали. Она мне сама рассказывала! У нее мама с ума сошла, а отец помер…

 — Ты взрослым-то не перечь! — рявкнул Ионыч, с головой ныряя в грязноватый сугроб.

 — Вы куда меня привели? — Марик в ужасе обернулся.

 Ионыч заржал из сугроба, отплевывая снег:

 — Не ожидал, свиненок? Уж теперь мы поговорим по моим правилам! Сейчас только, погоди, сдохну окончательно, чтоб вдоволь мертвячьего снега наесться. Вот, уже почти…

 Марик схватился за голову. Сугроб зашевелился, взорвался, осыпался серыми рыхлыми комьями.