Devil ex machina

Без зазрений совести Фаина проводила с Александром вечера, а потом и ночи. Он снимал номера в отелях, кормил ее и удовлетворял. Чем больше времени они проводили вместе, тем тяжелее ему было оторваться от Фаины. Девушка раскрепощалась, но не становилась кем-то другим. То, как непосредственно она вела себя, даже не подозревая о своей несхожести со всеми девушками, которых Александру довелось познать, приводило его в восторг. Идентифицировать, что конкретно с нею не так, не удавалось, но он готов был поклясться, что все ее странности, порой умилительные, порой вызывающие ступор, его устраивают.

В отличие от женатого мужчины Фаина могла легко закончить эти отношения, в которых находила много приятного. Могла, но не хотела. Александр спасал ее, прятал от монстра, что оплел сетями общежитие и затаился в глубине логова, накапливая новую порцию яда для своей любимицы. Александр же был так ею увлечен, что, находясь в его обществе, Фаина прекращала думать о том, будто ее жизнью кто-то управляет, кто-то ведет ее туда, куда ей не хочется идти, кто-то заставляет ее видеть и делать неприятные, ужасные вещи, которые могут лишить рассудка. И пусть эффект этот был временный, ведь в отсутствие любовника она вновь оставалась один на один с явлениями, что не укладываются в привычные рамки, но эффект все-таки был. Время, проведенное с этим мужчиной, дарило надежду на то, что все может быть по-другому.

Преподаватель немецкого помнил Фаину примерно такой же, как сейчас, но чуть живее – в ней тогда еще была не растоптана тяга к жизни, она была молчалива, но умела улыбаться, и глаза ее блестели. Студентка с идеальным произношением запомнилась ему надолго – звук ее голоса мурашками щекотал шею и пах. Но все это было очень давно, практически в прошлой жизни, когда оба были другими людьми, и глупостью казалось воскрешать события той давности, когда вот она, Фаина, спустя несколько лет валяется с ним в одной постели, и он просит ее прочесть что-нибудь на немецком, и оба в курсе, к чему приведут эти языковые упражнения.

О жене Александра они ни разу не говорили, словно ее и не существовало. Кольца мужчина не снимал, но это никого не смущало. Фаина задумывалась иногда, есть ли у него дети, и приходила к выводу, что даже это не заставило бы их прекратить свои запретные встречи. Их пути пересеклись именно в этот период, не раньше, не позже: он нуждался в любовнице, она нуждалась в ком-то, кто поможет ей отвлечься, у каждого были весомые причины поддаться притяжению. Так разве имело значение что-либо еще, если оба получали удовольствие от происходящего? Если оба решили, что хотят проводить свое время друг с другом.

Фаина не появлялась в общежитии около недели, и никто, кроме Гены, не писал и не звонил, чтобы выяснить ее местоположение. Девушка ночевала на съемной квартире с любовником, вместе они завтракали, разъезжались по своим рабочим местам, вечером встречались снова, ужинали, проводили ночь. Как Александр объяснял свое отсутствие жене, Фаину не волновало. Смутное беспокойство вызывало лишь то, что рано или поздно такому ритму жизни суждено прекратиться, и тогда ей придется вернуться в общагу.

В целом, вместе им было достаточно комфортно, насколько вообще может быть комфортно людям, которые так мало знают друг о друге и уже слишком устали от жизни, чтобы что-то о себе рассказывать, как в первый раз. Александр никогда не расспрашивал ее (ему хватило проницательности сообразить, что это вызывает негативную реакцию), а строил впечатление из личного опыта взаимодействия с Фаиной. Опыт этот был одним из самых странных в его жизни. Порой он ощущал себя на американских горках, которые никогда не кончаются – время от времени Фаина выдавала столь неожиданные кульбиты, что мужчина попросту не знал, как на них реагировать – в поведении стандартного человека не прописано подобных реакций.

Она могла, прижимаясь к его щеке перед сном, произнести вдруг: «Твое ухо пахнет пластилином», и, помолчав, добавить: «Интересно, какой мозг на вкус», после чего невинно заснуть. Также она любила задавать вопросы, которые казались ей довольно праздными и обычными, но Александра ставили в тупик. За ужином, окинув его взглядом, от которого по телу бежал холодок, она спрашивала: «Ты замечал, что стандартные вилки делают либо с тремя, либо с четырьмя зубцами? Почему? Почему нельзя договориться и делать одинаковое количество зубцов? Зачем это нужно? Почему люди не обращают на это внимания?»