Devil ex machina

Створки съехались, оставив на сетчатке глаза воспоминание о том, каким было его лицо мгновение назад. Страдающим. Исполненным боли.

Фаина покачнулась, оперлась о стену, постояла так немного, пытаясь прийти в себя, вернуть реальность под ноги. Не получалось. Никак не получалось. Последняя граница между правдой и вымыслом стерлась только что. Дальше уже некуда. Но она улыбалась от счастья и чего-то еще, казавшегося ей до истерики смешным во всей ситуации. Стояла так и переводила дух, не в силах согнать ухмылку с одеревеневшего лица.

Затем Фаина осмотрелась – родной четвертый этаж. А неплохое вышло возвращение. Встретили с душой. Срочно надо было в душ: с каждым шагом возрастал дискомфорт от вымокшего нижнего белья. Под струей холодной воды (шла традиционная неделя отключения горячей) в голове прояснилось, вслед за чем в геометрической прогрессии стало расти отвращение. Фаина порицала себя за проявленную слабость и мягкотелость. Конечно, это было приятно, иначе и быть не может, когда тебя целует тот, кто только что желал убить. Но ведь она совсем потеряла голову! Это недопустимо. А как же пламенные речи в стиле «я никогда не стану одним из его трофеев»? Где вся твоя гордость, вся ненависть и презрение к ублюдку-соседу, который невесть что о себе возомнил и всегда раздражал тебя своим нарциссизмом? Где же все это теперь? С влажными трусами отправляется в стирку? Зачем ты позволила ему это? Зачем ты придержала дверь лифта, если поклялась избегать его? Как ты допустила эту катастрофу?

Что будет дальше?

А дальше было вот что: Фаина сидела в комнате и занималась своими делами, следуя излюбленной стратегии «все это дерьмо меня не касается». А разве был какой-то иной путь? Она взяла йо-йо и провела около часа, тренируя обе руки по очереди. Это помогло ей обдумать все как следует. Выводы сформировались такие: во-первых, не воспринимать случившееся как нечто, что должно изменить ее жизнь; во-вторых, не думать о том, что будет дальше, а просто наблюдать; в-третьих, не относиться к этому поцелую всерьез, ведь Ян весьма любвеобилен, вероятно, для него этот пустяк ничего не значит; в-четвертых, не предпринимать каких-либо шагов к прояснению ситуации; в-пятых, не допустить подобного в будущем.

О существовании Александра Фаина забыла напрочь. Все, что связывало с ним, рассыпалось в прах и рассеялось по ветру. Ей очень хотелось выпить, но в запасах ничего не было. Можно, конечно, попросить у Гены – у него всегда найдется. Но для этого нужно выйти из комнаты, что увеличивает риск нежеланной встречи. Будь под рукою даже самое мерзкое пойло, она бы приложилась к горлышку, настолько шалили нервы.

Перечитав перед сном свое стихотворение, Фаина сладко вздохнула, положила тетрадь под подушку и вскоре отключилась. Ей приснилось, что она сидит в церкви и слушает проповедь о блуде и чревоугодии. Священником был Ян в уже знакомом черном одеянии в пол. Вот только во сне он даже не глядел в ее сторону, зато она не могла от него оторваться.

Девушка проснулась под утро, едва начало светать, и долго ворочалась в постели, размышляя над странным сном. В какой момент вышло так, что Ян, перепробовав многих, стал проявлять интерес и к ней? Чего ему не хватало в тех, других, чтобы бросить взгляд в сторону странной, непривлекательной соседки? Почему нельзя было заметить это раньше, придушить в зародыше? Пожалуй, первый тревожный звоночек зазвенел немногим позже того случая, когда ее волосы ударили соседа током, едва он коснулся их. С тех пор она стала все чаще встречать на себе его мрачный взгляд, еще не представляя, что это сулит в ближайшем будущем. Сейчас ей в тягость даже вспоминать, что он все еще проживает рядом, не говоря уже о постоянной необходимости придумывать, как избежать встречи с ним, а если встреча произошла – как выкрутиться невредимой, что отвечать на его зашифрованные послания.

Как невероятно легко было раньше, когда Ян в упор ее не замечал, причиняя вред только самооценке. Детские страдания! Безразличие такого, как он, давало множество преимуществ. Во-первых, его можно было свободно разглядывать, находясь на расстоянии метра. Во-вторых, он был недосягаем, а потому предсказуем: заранее было известно, как он посмотрит, что произнесет, в какой момент повернется своей широкой спиной или захлопнет дверь, словно тебя не существует. Фаина очень скучала по тем временам. Вот бы все стало, как прежде: чтобы Яну вновь не было дела до нее, а она могла бы наблюдать за ним со стороны, порицать, осуждать, ненавидеть, презирать, но только чтобы оставаться для него пустым местом, чтобы он не трогал ее, не замечал.