Девятьсот семнадцатый

— Согласен и насчет ультиматума.

— Вот и хорошо. Ну, двинулись.

Возле двухэтажного дома они остановились. Артиллерист подозрительно оглянулся вокруг, покачал

головой. Потом дал знак Нефедову следовать за собой. Оглядываясь, они прошли двором. С черного хода

поднялись на второй этаж, артиллерист что-то долго настукивал в двери, точно телеграфируя.

Наконец дверь приоткрылась. В щель высунулась взлохмаченная голова. Она оглядела их внимательно.

Затем дверь раскрылась настежь. Нефедов вслед за артиллеристом вошел в помещение.

— Целая фабрика, — изумился взводный, взглянув на комнату, переполненную людьми.

— Да, работают.

В квартире было так многолюдно, что, казалось, повернуться негде. Трещали три пишущих машинки.

Звонил телефон. Двое, согнувшись над столами, работали на шапирографе. Многие сидели прямо на полу и

что-то писали. В углу комнаты в беспорядке лежали знамена и груды бумаги.

Артиллерист подвел Нефедова к военному с широкоскулым в черной щетине на давно небритых щеках

лицом и сказал:

— Делегат от армии приехал.

— Хорошо, — ответил военный. — Что хотите, товарищ?

Нефедов рассказал. Военный, слушая его, расспрашивал о настроениях войска.

— Негодяи. Целых три месяца скрывали о революции. Вот оно что. Как только сумели скрыть! Вы хотите

билет получить — получите. И литературу дадим. С вами же пошлем одного из членов комитета. Вербовать в

партию нам нужно. Задачи стоят огромные. Нужно завоевать власть и сломить сопротивление контрреволюции,

которая, как вы сами знаете, поднимает голову.

Нефедов утвердительно кивнул головой.

— Кстати, мы вас используем, — продолжал военный. — Сейчас к комиссару Временного правительства

и в совет отправляется делегация с нашим ультиматумом. Мы требуем, чтобы власти немедленно освободили

арестованных товарищей. Угрожаем восстанием. Сроку мы даем им два часа на размышление. В состав

делегации входят представители от всех войсковых частей гарнизона, фабрик и депо. Кроме того в делегацию

входят от партии и рабочей Красной гвардии. Вот и вы подпишитесь от имени действующей армии.

— Согласен.

— Отлично. Нате, пишите.

Нефедов без колебаний поставил свою подпись на бумаге.

— Ну, а теперь можете отдыхать, товарищ.

— Нет, я пойду с делегацией, — возразил Нефедов.

— И это хорошо. Сейчас двинем.

*

Окружной комиссар Временного правительства встретил делегацию на пороге своей канцелярии.

— Что вам угодно, господа?

— Ему молчи передали напечатанный на бумаге ультиматум.

По мере того как комиссар читал документ, он то краснел, то бледнел.

— Но, господа, ведь это же бунт, — сказал он, когда окончил читать.

— Пожалуй, что вы правы, — согласился с ним председатель делегации, чернобородый рабочий из депо.

— А кто же из вас представитель от армии?

— Я, — выступил вперед Нефедов.

— Позор, позор! Армия с бунтовщиками.

— Позора нет тут. Позор вам, что вы мерами насилия, незаслуженного насилия боретесь с

политическими противниками, — вскричал черноволосый военный. Мы только на насилия

контрреволюционеров отвечаем революционным насилием.

— Погодите немного.

Комиссар скрылся за дверьми. Вскоре он выбежал сильно из волнованный к делегации.

Я только что говорил по телефону с военным комиссаром города и тюрьмы. Это безобразие, господа. Вы

воинскими частями окружили тюрьму и вокзал.

— Не только воинскими, — ответил председатель делегации. — Там много рабочих. И не только тюрьму

и вокзал, но и телеграф. Скоро сюда придут самокатчики. Оцепят комиссариат и комендатуру, — добавил

черноволосый военный.

— Но ведь это же политический переворот!

— Совершенно верно… Но, гражданин комиссар, время ваше уходит. Вам нужно отдать распоряжение,

иначе переворот действительно неминуем. И при этом заметьте — если что-либо плохое случится с

арестованными, — не уцелеет никто из вас.

— Господи, да что же это делается! — простонал комиссар. Его большой живот странно запрыгал под

мундиром. — Я, господа, в данную минуту подчиняюсь только насилию. Но я буду жаловаться в центр.

— На здоровье, жалуйтесь.

— Давайте же ордер на освобождение арестованных.

— Погодите минутку.

*

Уже второй день приближался к концу с того момента когда большевиков, задержанных в совете,

поместили в городскую тюрьму. Время шло томительно долго.

Тюремная администрация не позволяла арестованным сноситься с внешним миром, скудно кормила их и

всех семерых поместила в одной маленькой камере, рассчитанной на двух заключенных.

Среди арестованных большевиков находились Драгин, Тигран, Гончаренко и Абрам. Несмотря на

тяжелые тюремные условия, настроение у всех было приподнятое.

В первый же день, как только посадили их под замок, Драгин с веселой улыбкой сказал Гончаренко:

— Вот и ты, друг, получил тюремное крещение. Весело. Мне вот так, а иногда и в одиночке, в свое время

доводилось просиживать годы. Но теперь особ-статья. Каждый, даже маловер, на нашем аресте сможет