— Согласен и насчет ультиматума.
— Вот и хорошо. Ну, двинулись.
Возле двухэтажного дома они остановились. Артиллерист подозрительно оглянулся вокруг, покачал
головой. Потом дал знак Нефедову следовать за собой. Оглядываясь, они прошли двором. С черного хода
поднялись на второй этаж, артиллерист что-то долго настукивал в двери, точно телеграфируя.
Наконец дверь приоткрылась. В щель высунулась взлохмаченная голова. Она оглядела их внимательно.
Затем дверь раскрылась настежь. Нефедов вслед за артиллеристом вошел в помещение.
— Целая фабрика, — изумился взводный, взглянув на комнату, переполненную людьми.
— Да, работают.
В квартире было так многолюдно, что, казалось, повернуться негде. Трещали три пишущих машинки.
Звонил телефон. Двое, согнувшись над столами, работали на шапирографе. Многие сидели прямо на полу и
что-то писали. В углу комнаты в беспорядке лежали знамена и груды бумаги.
Артиллерист подвел Нефедова к военному с широкоскулым в черной щетине на давно небритых щеках
лицом и сказал:
— Делегат от армии приехал.
— Хорошо, — ответил военный. — Что хотите, товарищ?
Нефедов рассказал. Военный, слушая его, расспрашивал о настроениях войска.
— Негодяи. Целых три месяца скрывали о революции. Вот оно что. Как только сумели скрыть! Вы хотите
билет получить — получите. И литературу дадим. С вами же пошлем одного из членов комитета. Вербовать в
партию нам нужно. Задачи стоят огромные. Нужно завоевать власть и сломить сопротивление контрреволюции,
которая, как вы сами знаете, поднимает голову.
Нефедов утвердительно кивнул головой.
— Кстати, мы вас используем, — продолжал военный. — Сейчас к комиссару Временного правительства
и в совет отправляется делегация с нашим ультиматумом. Мы требуем, чтобы власти немедленно освободили
арестованных товарищей. Угрожаем восстанием. Сроку мы даем им два часа на размышление. В состав
делегации входят представители от всех войсковых частей гарнизона, фабрик и депо. Кроме того в делегацию
входят от партии и рабочей Красной гвардии. Вот и вы подпишитесь от имени действующей армии.
— Согласен.
— Отлично. Нате, пишите.
Нефедов без колебаний поставил свою подпись на бумаге.
— Ну, а теперь можете отдыхать, товарищ.
— Нет, я пойду с делегацией, — возразил Нефедов.
— И это хорошо. Сейчас двинем.
*
Окружной комиссар Временного правительства встретил делегацию на пороге своей канцелярии.
— Что вам угодно, господа?
— Ему молчи передали напечатанный на бумаге ультиматум.
По мере того как комиссар читал документ, он то краснел, то бледнел.
— Но, господа, ведь это же бунт, — сказал он, когда окончил читать.
— Пожалуй, что вы правы, — согласился с ним председатель делегации, чернобородый рабочий из депо.
— А кто же из вас представитель от армии?
— Я, — выступил вперед Нефедов.
— Позор, позор! Армия с бунтовщиками.
— Позора нет тут. Позор вам, что вы мерами насилия, незаслуженного насилия боретесь с
политическими противниками, — вскричал черноволосый военный. Мы только на насилия
контрреволюционеров отвечаем революционным насилием.
— Погодите немного.
Комиссар скрылся за дверьми. Вскоре он выбежал сильно из волнованный к делегации.
Я только что говорил по телефону с военным комиссаром города и тюрьмы. Это безобразие, господа. Вы
воинскими частями окружили тюрьму и вокзал.
— Не только воинскими, — ответил председатель делегации. — Там много рабочих. И не только тюрьму
и вокзал, но и телеграф. Скоро сюда придут самокатчики. Оцепят комиссариат и комендатуру, — добавил
черноволосый военный.
— Но ведь это же политический переворот!
— Совершенно верно… Но, гражданин комиссар, время ваше уходит. Вам нужно отдать распоряжение,
иначе переворот действительно неминуем. И при этом заметьте — если что-либо плохое случится с
арестованными, — не уцелеет никто из вас.
— Господи, да что же это делается! — простонал комиссар. Его большой живот странно запрыгал под
мундиром. — Я, господа, в данную минуту подчиняюсь только насилию. Но я буду жаловаться в центр.
— На здоровье, жалуйтесь.
— Давайте же ордер на освобождение арестованных.
— Погодите минутку.
*
Уже второй день приближался к концу с того момента когда большевиков, задержанных в совете,
поместили в городскую тюрьму. Время шло томительно долго.
Тюремная администрация не позволяла арестованным сноситься с внешним миром, скудно кормила их и
всех семерых поместила в одной маленькой камере, рассчитанной на двух заключенных.
Среди арестованных большевиков находились Драгин, Тигран, Гончаренко и Абрам. Несмотря на
тяжелые тюремные условия, настроение у всех было приподнятое.
В первый же день, как только посадили их под замок, Драгин с веселой улыбкой сказал Гончаренко:
— Вот и ты, друг, получил тюремное крещение. Весело. Мне вот так, а иногда и в одиночке, в свое время
доводилось просиживать годы. Но теперь особ-статья. Каждый, даже маловер, на нашем аресте сможет