Девятьсот семнадцатый

— Будем писать, — говорил Щеткин. — А на наше место ребят из отделения возьмите. Кузуев и Ляхин

— хорошие ребята.

— Ну, прощевайте милые друзья.

— Свидимся еще.

— Возвращайтесь поскорей. А мы уж постараемся тут.

*

В помещении гауптвахты было мрачно и темно. На дворе стояла глухая полночь и тишина.

У входа в палатку сверкали двумя красными звездами огоньки цыгарок. Тут курили часовые.

В противоположном конце палатки, сбившись в кучу, офицеры шопотом обсуждали свое положение.

Слышался голос Филимонова.

— Пока они нас не трогают. Может быть, боятся. Или подождать решили. Но нам пощады от них не

ждать. Да и какой порядочный, уважающий себе офицер позволит взять от этого сброда милость!

— Что же нам делать, полковник? — спросил другой голос.

— Нужно немедленно бежать. Топографию местности все мы знаем довольно хорошо. В первом же

городе нас защитят и дадут возможность пробраться дальше. Ясно, господа, что здесь в армии нам делать

нечего. Мы потерпели поражение. И надолго. Мы должны поехать туда, где более благоразумен народ.

— Да, это было б хорошо. Только удастся ли? Поймают и расстреляют.

— Ну, страшного-то ничего нет. Судя по газетным сведениям, Временное правительство как раз против

бунтарства черни. Временное правительство желает войны до победного конца. Для нас неважно, под каким

соусом. Я глубоко убежден, что органы Временного правительства возьмут нас под свою защиту. Но даже если

будет по-другому, то мы будем знать, что нам делать.

— Ну, куда же теперь?

— Хорошо было бы в город. Там сравнительно надежный гарнизон. Целиком наш высший командный

состав. Знаете, полковник Преображенский. Он, хотя и кадет, не стопроцентный монархист, но нас поддержит.

— Тогда чего же ждем? Нужно бежать.

— Подождите, спокойствие и выдержка нам сейчас необходимы. Мы должны разоружить часовых — не

этих, а других. Сейчас будет смена. Да вот они, кажется, идут. Спокойствие, господа офицеры. Ложитесь по

своим местам.

За пологом палатки послышались голоса. Часовые обменялись паролем и отзывом. И пароль и отзыв

были произнесены настолько громко, что их услышали арестованные.

Кто-то вошел в палатку и зажег спичку. Это был караульный начальник, взводный Семушкин. Осмотрев и

пересчитав офицеров, он бросил спичку на землю и вышел наружу.

В отдалении смолкли шаги.

Офицеры в потемках сползлись к Филимонову.

— Нужно действовать, господа, без промедления. Винтовки, патроны и документы часовых нам весьма

пригодятся. Поручим задачу устранения часовых нашим геркулесам — поручику Семенову, адъютанту

Ястребову, подполковнику Грекову и прапорщику Замятину. Идите, господи. Да благословит вас бог.

Шли напряженные минуты.

У палатки послышался шум — сдавленные стоны. Еще стон, и грузно стукнуло упавшее тело.

Время, казалось, остановилось.

Наконец откинулся полог. В синем просвете появились темные фигуры. Кто-то полушопотом сказал:

“Господа, все сделано”.

— Браво, браво!

— Спешим же.

Арестованные по-двое, по-трое, вышли из палатки. Соблюдая осторожность, обошли лагерь и

выстроились на гладком месте у холма, откуда начиналась трактовая дорога на Б.

— Ну, господа офицеры… Во имя дела и во имя личного спасения мобилизуйте всю силу своих ног.

— Словом, господин полковник, вы предлагаете взять ноги в руки, — пошутил кто-то.

— Нет. Возьмите волю в руки. Предстоят долгая и упорная борьба. Или мы победим, престол и Россия

будут спасены, или… или… гм! Пускай погибнет Россия черни и бунтовщиков!

— Великолепно, полковник!

— Хорошо сказано.

— Господа, тише и не отставайте, пожалуйста. У нас около двух часов времени и сто верст впереди.

Давайте здесь по тропинкам — на дороге могут нагнать.

*

Ровно через два часа уже весь лагерь знал о том, что арестованные офицеры, задушив часовых и взяв

себе их оружие, бежали в неизвестном направлении.

Высланные в погоню кавалеристы полка, замучив себя и лошадей, уже утром вернулись в лагерь ни с

чем.

Васяткин и Нефедов негодовали. Но делать было нечего. Успокоив солдат, комитет принялся за обычные

дела.

Вместо уехавших делегатами членов комитета выбрали двух солдат третьего отделения первого взвода,

Кузуева и Ляхина.

Кузуев, человек подвижный, вихрастый, широкогрудый, был до своего солдатства пекарем. Борода и усы

у него почему-то не росли совсем. Но зато на голове волос было такое обилие, что товарищи по роте так и звали

его: Кузуй Волосатый.

Ляхин представлял собой полную ему противоположность. Это был небольшой, беззубый, жилистый

человек, по профессии шахтер. У него были красные, точно налитые кровью глаза. Все эти отличительные

признаки свои — и кровяные глаза, и лысину, и беззубость — получил Ляхин во время последней контузии.

Голос Ляхина всегда звенел, а смысл слов отдавал ядом.

Эти новые члены комитета не состояли ни в какой партии, но тяготели к большевикам.

*

Нефедов, на протяжении двух последних дней и ночей, вел непрерывные разговоры с Васяткиным.

Спрашивал он обо всем: откуда появились большевики, чего они хотят, как думают достигнуть желаемого, кто