фронтом с просьбой утвердить приговор. Осужденных решили расстрелять, как только будет получено
распоряжение из штаба фронта.
— Нужно действовать, господа офицеры, — сказал полковник Филимонов, когда заседание закрылось. —
Зараза проникает к нам. Я был в штабе фронта. Мне там конфиденциально заявили, что только мы — оплот
династии и порядка. Возможно, сказали мне, что верные Российской державе и престолу части, в том числе наш
полк, будут брошены на подавление мятежа. Усильте бдительность, господа офицеры.
*
О решении военно-полевого суда сообщили осужденным.
Васяткин прослушал приговор суда, снял очки, протер их концом гимнастерки и сказал Нефедову:
— Вот, старина. Это суд классовый. Они хотят подавить революцию — только не выйдет у них ничего.
Нас, может быть, расстреляют. А всех не расстрелять.
Нефедов сосредоточенно думал о чем-то и молчал. Сурово сдвинулись брови его, нахмурилось лицо.
— Революция жертв требует… много жертв.
Нефедов молчал. Перестал говорить и Васяткин. Оба они, понурив головы, сидели на песчаной земле и
думали каждый свое.
*
Об аресте взводного первым узнал Щеткин.
Проснувшись, он тут же пошел к палатке Нефедова, желая поделиться с ним успехами своей агитации.
Но в палатке находился один каптенармус. Щеткин осторожно спросил его:
— Где господин взводный?
— А на что он тебе? — насторожился каптенармус.
— Насчет наряда я.
— Ступай к заместителю. Нефедов арестован.
— Как! За что?
— Много будешь знать, скоро состаришься. Пошел вон!
Лицо Щеткина зарделось кровью. Не говоря в ответ ни слова, он выбежал из палатки и припустил бегом
к своему отделению.
Хлебалов и Хомутов не спеша пили чай из жестяных кружек, обжигаясь и дуя на кипяток. Перед ними
стояли два котелка, в котелках дымился кипяток, чуть подкрашенный морковным чаем.
— Садись-ка, Щеткин, чай пить, — предложил Хомутов, но, взглянув в лицо друга, торопливо спросил:
— Чего, Петро? Стряслось что?
— Нефедыча арестовали.
— Как арестовали?
— Сидит.
— Сидит?
— Да. Наверно расстреляют.
— Вот так ядрена палка… Кто же это выдал?
— Неизвестно… Только бросьте чай пить. Не время. Бунтовать нужно солдат.
Хомутов послушно выплеснул на песок чай из чашки и котелка.
— Пошли.
— Куда?
— Иду говорить ребятам.
— И я пошел.
— Да стойте. Надо всем сказать. Хлебалов, встань-ка, покарауль.
В палатке помещалось около тридцати человек. Все они сидели на шинелях, кто пил чай, кто говорил, а
иные сидя дремали.
Щеткин криком попросил внимания. Обитатели палатки притихли.
— Братцы, — начал говорить Щеткин. Рябое лицо его стало таким же серым, как шинель, наброшенная
на его плечи. — Нашего взводного Нефедыча офицеры арестовали. За то арестовали, что он за нас, за солдат,
шел. Братцы, от нас скрывают, что царя свергли. Не хотят сказать нам… а в России революция. Рабочие борются
за свои права. Все скрывают от нас. А наших защитников, Нефедыча да Васяткина, погубить хотят. Разве
дадим? Чего нам бояться… Смерть за нами всегда с мешком ходит. Надо нам, чтобы все солдаты, как один,
встали на защиту. Спасем Васяткина, выручим Нефедова. Всей этой барской сволочи — офицерам — не дадим
глумиться над нами. Сила-то в наших руках.
— Братцы, не дадим больше никого арестовывать. Поднимай всех. Да винтовки с собой берите. И
патроны берите. Пойдем по палаткам. Надо, чтобы один за всех, а все за одного. Кто согласен — за свободу?
— Да все согласны. Все одно гибель.
— А за хорошее дело и помирать не жалко.
— Чего там. Довольно поизмывались! — закричало большинство солдат.
— Ну, пошли, ребята, — тоном приказа закричал Щеткин.
Заметалась солдатская часть лагеря. Люди бегали из палатки в палатку. Что-то кричали. Офицеры,
проходившие лагерем, изумленные, спрашивали у солдат, в чем дело. Но солдаты молчали и только
озлобленными, косыми взглядами провожали их.
В штабе полка поднялась тревога. Был поставлен на ноги весь офицерский состав полка.
*
— Солдаты взбунтовались, господин полковник, — докладывал Филимонову его адъютант. — У озера
митинг. Все солдаты вооружены. К ним примкнули пулеметчики. Часть офицеров с ними. Командир батальона
Черемушкин говорит речь за признание свободы и Временного правительства.
Филимонов, хмурый, быстрыми шагами ходил взад и вперед по палатке.
Вбежал запыхавшийся бледный Нерехин. Его выхоленное лицо багровело от напряжения.
— Господин полковник… Арестованных освободили. Караул присоединился к бунтовщикам. Чуть не
убили меня. Что делать?
Полковник остановился против Нерехина и сказал:
— Идите, допытайтесь уговорить солдат.
— Господин полковник, это невозможно. Меня убьют.
— Не убьют. Не посмеют.
— Господин полковник… не могу.
— Не можете?.. Как не можете? Как смеете? Господи, все взбунтовались. Что скажут в штабе? Пропало
мое производство!
*
Митинг, открытый Щеткиным, давно уже шел. Много гневных речей уже было сказано. Говорил от
офицеров Черемушкин.
— Лучшая часть офицерства — с вами, господа солдаты. Мы принимаем революцию, признаем