Девятнадцать минут

Джордан сидел в пиццерии, расположенной недалеко от тюрьмы, и ждал Кинга Ва. У того уже десять минут назад должна была закончиться беседа с Питером Хоутоном, и Джордан не знал, считать ли эту задержку хорошим или дурным знаком.

Доктор влетел в помещение вместе с порывом ветра, который трепал его плащ, как парус.

– Может получиться, – сказал он, сев на диванчик напротив Джордана и взяв кусок пиццы с его тарелки. – С психологической точки зрения я не вижу существенной разницы между подростком, подвергавшимся продолжительной травле, и взрослой женщиной с синдромом избиваемой женщины. У обоих мы наблюдаем разновидности посттравматического стрессового расстройства. – Съев почти весь кусок, Кинг бросил корку обратно на тарелку Джордана. – Знаешь, что Питер сказал мне?

– Что в тюрьме погано?

– Так все говорят. Он сказал: «Лучше умереть, чем еще один день думать о том, что могло случиться со мной в школе». Кого это тебе напоминает?

– Кейти Риккобоно, – сказал Джордан. – После того, как она сделала мужу тройное шунтирование кухонным ножом.

– Она не просто Кейти Риккобоно, – поправил Кинг, – а первая официально признанная носительница синдрома избиваемой женщины.

– Значит, Питера мы пытаемся сделать первым официально признанным носителем синдрома затравленной жертвы. Давай начистоту, Кинг: думаешь, присяжные оправдают человека с синдромом, которого даже не существует?

– Избитых женщин они неоднократно оправдывали, хотя сами таковыми не являлись. Зато в школе учились все. – Доктор потянулся за бокалом с колой, стоящим перед Джорданом, и сделал глоток. – Ты, кстати, знал, что единичный инцидент травли в детстве может оказаться не менее травматичным для личности, чем единичный случай сексуального насилия?

– Да ладно! Серьезно?

– Подумай об этом. Общий знаменатель – унижение. Какое твое самое сильное воспоминание о старших классах?

Джордану пришлось покопаться в памяти, чтобы вспомнить хоть что-нибудь. Потом по его лицу медленно расплылась улыбка.

– Как-то раз на физкультуре мы сдавали нормативы. Нужно было залезть по канату под потолок. Тогда у меня было не такое могучее телосложение, как сейчас…

– Ну конечно, – фыркнул Кинг.

– Поэтому я боялся, что не смогу взобраться. Но оказалось, проблема не в этом, а в том, чтобы спуститься: веревка натерла мне между ног и у меня там кое-что встало.

– Ну вот, – сказал Кинг. – Опроси любых десять человек, и пять из них вообще не вспомнят о старшей школе ничего конкретного. Их память блокирует этот пласт информации. А оставшиеся пять вспомнят какой-нибудь конфуз или болезненный момент. Такие вещи пристают, как клей.

– И ужасно угнетают, – заметил Джордан.

– Ну, в большинстве своем мы, повзрослев, понимаем, что в масштабе целой жизни это все мелочи.

– А если кто-то не понял?

Кинг посмотрел на Джордана:

– Такие становятся Питерами Хоутонами.

В гардеробную дочери Алекс зашла лишь потому, что Джози взяла у нее черную юбку и не вернула, а эта юбка сейчас была нужна Алекс. Она собиралась на ужин с Уитом Хобартом, своим бывшим боссом, который уже вышел на пенсию. Судье Кормье был нужен совет: на сегодняшнем слушании обвинение подало прошение о ее отстранении от дела Хоутона.

Кроме юбки, Алекс нашла еще и тайничок с сокровищами. Сев на пол, она открыла коробку. На ладонь невесомо легла бахрома костюма, в котором Джози выступала, когда занималась в джазовой студии, лет в шесть или семь. Шелк был прохладным на ощупь. Ниже лежал костюм тигра, который Джози однажды надевала на Хэллоуин, а потом решила оставить для других подобных случаев. Это был первый и последний опыт Алекс по части кройки и шитья, вернее, склеивания: промучившись какое-то время, она плюнула и сменила иголку на клеевой пистолет. В тот год Джози собиралась, нарядившись, ходить по округе и стучаться в двери, чтобы ей давали угощение. Алекс, работавшая тогда еще государственным защитником, думала пойти с дочкой, но одного из клиентов в очередной раз арестовали. В итоге Джози пошла с соседскими детьми, а когда мама наконец вернулась домой, высыпала на кровать собранные в наволочку конфеты: «Возьми себе половину, раз уж ты пропустила все веселье».

Алекс пролистала атлас, который Джози сделала в первом классе (все континенты раскрашены, странички заламинированы), просмотрела ее старые табели, надела на запястье резинку для волос. На дне коробки лежал листок, на котором корявым детским почерком было написано: «Дарагая мама я тибя очен люблю! Чмоки!» Алекс потрогала буквы пальцами. Интересно, почему Джози в свое время не отдала ей эту открытку? Долго ждала праздника, а потом забыла? Или из-за чего-то разозлилась?

Алекс встала, бережно водрузила коробку на место и, повесив юбку на руку, вернулась в свою комнату. Она знала: другие родители чаще всего роются в вещах своих детей, ища презервативы или наркотики. А она сама, Алекс, просто хотела прикоснуться к тому, что прошло мимо нее.