– Я должна делать то, чего от меня ждут. Это правило… Если я не… – Она принялась теребить резинку на своем костыле. – В общем, так надо. Это сложно. Ты не поймешь.
– Правда или желание? – опять сказал Питер.
– Желание, – улыбнулась Джози.
– Лизни подошву собственной ноги.
Она засмеялась:
– Я на подошву собственной ноги наступать-то не могу. – Тем не менее она сбросила туфлю, наклонилась и высунула язык. – Правда или желание?
– Правда.
– Слабак! – сказала Джози. – Ну хорошо. Ты был когда-нибудь влюблен?
Питер посмотрел на нее и вспомнил, как однажды они привязали записку со своими адресами к воздушному шарику, наполненному гелием, и отпустили его в полной уверенности, что он долетит до Марса. Вместо инопланетян им прислала письмо вдова, жившая в двух кварталах.
– Да, – сказал Питер, – думаю, да.
Джози широко раскрыла глаза:
– И в кого?
– Это уже другой вопрос. Правда или желание?
– Правда.
– Когда ты в последний раз соврала?
Улыбка сошла с лица Джози.
– Когда сказала, что поскользнулась. На самом деле мы с Мэттом поругались и он меня ударил.
– Он тебя ударил?
– Ну не то чтобы… Просто я сказала лишнее и, когда он… Я потеряла равновесие и повредила лодыжку.
– Джози…
Она втянула голову в плечи:
– Я никому об этом не говорила. Ты тоже никому не говори, ладно?
– Ладно. – Питер задумался. – А почему ты никому не говорила?
– Это уже другой вопрос, – ответила Джози, копируя его.
– Тогда я тебе его задаю.
– А я выбираю желание.
Питер сжал кулаки и сказал:
– Поцелуй меня.
Джози медленно приблизила к нему свое лицо, так что оно расплылось у него перед глазами. Ее волосы, как занавес, упали ему на плечи, веки опустились. От нее исходил аромат осени: сидра, косых солнечных лучей и первых заморозков. Питер почувствовал, как сердце отчаянно забилось: ему словно бы стало тесно в собственном теле. Губы Джози коснулись самого краешка губ Питера – скорее даже его щеки.
– Я рада, что застряла здесь не одна, – сказала она смущенно, и вкус этих слов показался ему таким же сладким, как ее мятное дыхание.
Питер опустил взгляд: только бы Джози не заметила, как у него кое-что напряглось. По лицу расплылась такая широкая улыбка, что стало даже больно. Значит, он не был равнодушен к девушкам. Просто ему нужна была не какая-нибудь, а только одна.
В этот самый момент в металлическую дверь постучали:
– Есть кто в кабине?
– Да! – крикнула Джози, с трудом вставая на костыли. – Помогите!
Послышался сначала один громкий удар, потом кто-то застучал молотком и разжал двери ломом. Как только они раскрылись, Джози выбралась наружу. Рядом с завхозом стоял Мэтт Ройстон.
– Ты не пришла домой, и я заволновался, – сказал он, обнимая ее.
«Если такой заботливый, зачем же руки распускал?» – чуть было не ляпнул Питер, но прикусил язык, вспомнив о своем обещании. Встреченный удивленным возгласом Джози, Мэтт подхватил ее на руки, чтобы ей не пришлось ковылять на костылях.
Питер отвез тележку с проектором и ноутбуком в библиотеку, закрыл помещение, где хранилась аппаратура. Было уже поздно, но необходимость идти домой пешком почти не огорчала его. Он решил, что, придя домой, первым делом вычеркнет фотографию Джози в альбоме и удалит ее из реестра подонков в своей видеоигре.
Обдумывая, как это осуществить технически, Питер незаметно дошел до дома. В первую секунду он не понял, что не так, а потом сообразил: машины на месте, а свет потушен. Это было странно.
– Эй! – войдя, крикнул Питер; он прошел через гостиную, потом через столовую. – Кто-нибудь дома?
Родители сидели за столом на темной кухне. Мама подняла затуманенный взгляд. Было сразу видно: она плакала. У Питера в груди как будто бы разлилось что-то теплое. Он пожаловался Джози, что его отсутствия дома не заметят, а оказалось, заметили. Да еще как! Родители чуть с ума не сошли!
– Со мной все в порядке, – сказал он. – Правда.
Отец встал и, сморгнув слезы, привлек Питера к себе. Тот даже не помнил, когда его в последний раз вот так обнимали. Несмотря на свои шестнадцать лет и желание казаться крутым, он растаял, крепко прижавшись к отцу. Сначала Джози, теперь это… Неужели наступил лучший день его жизни?
– Джоуи, – сказал отец, плача. – Он умер.