Девять

Веня нервничал не напрасно. Он, как «Титаник», нарвался на риф в том месте мирового океана, где рифа никакого быть не должно. У него не было оснований не доверять карте. Но риф внезапно появился. Великолепный лайнер получил пробоину в бок. Веня нервничал.

Веня чувствовал, что его бессознательное, которое росло и крепло по мере того, как рос и мужал его интеллект, содержало в себе все то, о чем говорил или молчал Платон. Он теоретически допускал такой сюжет: человек может превратиться в личность. Платон и не скрывал: одновременно с бессознательным в тебе растет и сознание, где интеллект, тот самый хорошо тебе знакомый интеллект, обретает свойства разума. Интеллекту и разуму в одном теле и в одной душе становится тесно, и начинается борьба за жизненное пространство. Верх берет кто-то один: тело и душу рано или поздно венчает либо интеллект, либо разум. Человек – венец вселенной; венец человека – личность.

Но почему один превращается в личность, в человека разумного, а другой так и остается человеком неразумным, хоть и развитым интеллектуально?

Почему один человек коронован венцом личности, а другой – нет?

При этом чем более ты развит интеллектуально, чем более богатым и содержательным становится твое бессознательное – тем глупее, тем все более и более неадекватным миру становишься ты сам. Интеллект одновременно делает тебя и более умным (по сравнению со всеми другими – Аз есмь Бог) – и еще более глупым (по сравнению с одним только Платоном – предположим, предположим). Тут я не совсем понимаю, но предчувствую, интуитивно ловлю (браво, мое расчудесное бессознательное!), что так вполне может быть. Допустим. На всякий случай. Так учили в спецназе.

Бессознательное в личности никуда не исчезает, не утрачивает своей витальной первобытной мощи, но оно работает на личность, хотя и делает вид, что подчиняет ее себе. А вот в человеке, говорит Платон, бессознательное играет роль сознания – и человек, в отличие от личности, живет в другом мире. По сути – в другой вселенной. Мироощущение и мировоззрение у человека и личности – разные. Ощущение мира и воззрение на мир – разные. Личность – король для бессознательного; человека – раб бессознательного. Вот и вся разница, если на то пошло.

Они, человекообразные, смотрят разными глазами, смотрят на одно и то же, а видят разное, испытывая при этом разные чувства, которые возбуждают разные мысли.

Мой интеллект способен понять это. Я могу допустить такую возможность. Чего не хватает мне, чтобы стать личностью?

Платон говорит: есть универсальный тест – способность любить.

Но я не готов любить. Точнее, так: я готов не любить. Я всю жизнь целенаправленно шел к этому. И эту свою особенность я ощущаю как силу, а не как слабость. И все было хорошо. Пока я не нарвался на Платона.

Я не могу решить проблему любви как интеллектуальную, логическую загадку.

И я чувствую, что Платон прав. Странно, он говорит, что мне не хватает широты души – то есть, объемов бессознательного. Размер глупости, оказывается, тоже имеет значение. Глупый человек, идущий на поводу у своего интеллекта, становится выдающимся глупцом, почти умным, что делает его безнадежным дураком.

Когда я слушаю Платона, мне кажется, что из нас двоих кто-то сошел с ума, из нас двоих кто-то ненормален. Он доказывает мне, королю, что я – жалкий раб… Иногда я втайне убежден, что это он сумасшедший, и тогда его речи только веселят мне душу, укрепляют мой дух, цементируют силу воли. Но иногда, в черные дни, мне кажется, что Платон прав, и мне хочется его убить. При этом я чувствую, что, убив его, я подталкиваю на край гибели самого себя.

В этом моя проблема. В чем моя проблема?

Я не чувствую себя зависимым от Платона, вовсе нет. Психологически я устойчив, как скала, здесь мне мало равных. Я со смертельным холодком боюсь одного – его роковой для меня правоты.

Наличие Платона рядом делает меня нерешительным «гнилым интеллигентом» (хотя вот о нем такого не скажешь: он убежден в своей правоте, как глубоко верующий, хотя он меньше всего похож на верующего, да и презирает он этих богоугодных, правда, не яростно презирает, а снисходительно – не тратит на презрение силы).

И я невольно учусь у него, даже подражаю ему, и он постепенно становится источником моей силы (возможно, сам того не подозревая; или, хуже того, будучи убежденным в этом?).

Как быть?

Вот до чего я докатился. Последний раз я задавал себе такие вопросы в подростковом возрасте. Выражение «рыба гниет с головы» Платон понимает так: человек всему голова. Иногда в шутку скажет: наш мир держится на 9 больших рыбах. Вот и поди, пойми его.

Неужели моя империя начала гнить с головы – как раз с того места, которое ее, собственно, и породило?

Что же теперь: отказаться от власти? Свернуть проект?

Все это наводит меня вот на какие мысли: Платон – сволочь (еще не додумав свое, я уже слышу в себе контраргумент с интонацией Платона: интересно, чем ты при этом думаешь?). Я пригрозил, что в один прекрасный день убью его.

Он так посмотрел на меня, что мне стало ясно: эта скотина не боится смерти.

Чего же он боится?