Девять

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

6

6.3.

А вот могила моя мне понравилась.

На ней, разумеется, пока не было памятника, зато все остальное было весьма впечатляюще. Прежде всего, радовало место: оно было замечательным. Кладбище находилось сразу за городской чертой, а могила – на краю кладбища; невдалеке видно озеро, что как-то настраивало на вечный лад.

Вот только проект памятника, давно созревший в моём воображении, сюда явно не годился. Фотография моего тезки была пришпилена на покосившемся кресте, но она была такого качества, что трудно даже было сказать, похожи мы с ним или нет.

На первый взгляд – не похожи. Шевелюра, форма ушей были явно другой породы. Но вот в типе лица и в соотношении черт, как ни странно, было что-то общее. Глаза – те вообще могли бы принадлежать мне, настолько они были нечеткими. Думаю, если бы я привел сюда Смех С.В., то мне было бы сложно доказать ей, что под крестом лежу не я, а кто-то другой. Вот фото моего паспорта, а вот фотография на кресте: только специальная экспертиза обнаружит …ть различий, что уж тут говорить о скромном старшем менеджере ЖЭСа.

Надпись на кресте, о которую запинались мои глаза, повергала в шок: я, живой, смотрел на себя, заживо погребенного. Пришел поклониться собственной могиле. Или это на самом деле не смешно?

Ладно. Отвлечемся от комической стороны дела, перейдем к трагической.

Рано или поздно я буду лежать в подобном месте (не место – мечта, с точки зрения живого). Вот так же: кривой крест, не такая пышная шевелюра. Но в принципе все очень правдоподобно.

Какого памятника заслуживал я, покойный? Да и заслуживал ли вообще? (Странно, но в поток моих рассуждений ни разу не вклинился тревожный импульс «тьфу-тьфу-тьфу».)

Этот вопрос занимал меня не на шутку. Жил, жил, а памятника так и не нажил, не заслужил. В таком случае, какая разница, жив я еще или уже умер?

Знаменитых писателей или поэтов часто изображают сидящими на скамье; они смотрят куда-то вдаль, и это всегда печально. Такой памятник стоит у Зощенко на могиле, в г. Сестрорецке. Рядом с рекой Сестрой. Но мне такой памятник не подходит. Сидеть и смотреть вдаль, вперед, в будущее – это надо заслужить. Во весь рост?

Тогда как, интересно, изобразить мои руки? Я и при жизни не знаю, куда их девать, когда стою без дела. В полный рост – до этого, извините, надо дорасти.

На корточки приличного человека в бронзе не посадишь; лежа – это уже не памятник, а репортаж с похорон. Барельеф?

Шевелюрой я не вышел. Волевые складки где-нибудь в области рта?

А есть у меня воля? В чем она проявилась?

Можно было бы намекнуть на род деятельности: актеру – бабочку или колпак шута, художнику – кисть с палитрой, астроному – телескоп, композитору – мелодию, записанную на нотном стане; дирижеру – палочку в правую руку, летчику – самолет, полководцу – …

С полководцем сложнее. В крайнем случае, полководца можно изобразить верхом на кобыле. А мне? В чем я проявил себя? В намерениях? Да… Мне еще хуже, чем полководцу.

Бюст?

Но надо изваять так, чтобы отразить характер покойного: можно увековечить его восхитительную злость или доброту, запечатлеть блистательное равнодушие или выставить усопшего просто нервным.

А я каков? Разве что задумчивый. Сомневающийся. Могут принять за мыслителя. Не годится. Это обман потомков.

Шикарнее всего, конечно, красноречивая простота. Корявый автограф на камне. От которого продирает мороз по коже. Платон Скарабеев . Нет, еще проще: Платон . Для умного достаточно.

Но для этого нужна всемирная известность и куча памятников за пределами кладбища.

В этот момент ко мне подошел могильщик. Он посмотрел на меня, потом на фотографию на кресте, потом опять перевел взгляд на меня. Я похолодел.

– Dum spiro spero, – изрек, наконец, могильщик.

Теперь я посмотрел на него самым внимательным образом.

– Читатель ждет уж рифмы розы , не так ли? – вопросил он и, не дожидаясь ответа, удалился.

А ставят ли памятники за жизнетворчество? Локти на столе, кулачки подпирают подбородок, взгляд устремлен в небо за окном. По-домашнему и вместе с тем есть полет в вечность. Прожить в такой позе можно, а вот для памятника она вряд ли годится.

Я уже не говорю о любви. Которая не умирает. Любовь и памятник – это пошлое сочетание.

В конце концов, я решил, что с воскрешением следует подождать – по крайней мере, до тех пор, пока я не заслужу памятник.

Мне надо было понять, зачем я живу, и стоит ли мне жить дальше.

Только вот как сказать об этом Алисе? Каково ей будет узнать, что она жила с «нежильцом»!

Из уважения к Алисе я решил, что жертву мне изобразить все же надо, – как же так, заживо похоронили человека! и выписали из собственной квартиры! и денег не берут за проживание, будто я призрак какой! – но воскресать, тем не менее, не хотелось.

К моему удивлению, Алиса трезво и правильно оценила ситуацию.

– Конечно, конечно, поживи отдельно, подумай, что ты увидел в этой треклятой картине… Может, к психотерапевту стоит сходить?

– А почему сразу не в психушку? Или в морг, например?