Девять

Веню окружали «козлы» мужеского пола, не ведавшие изнанки бытия – да что там, самой что ни на есть лицевой стороны жизни! – и «телки», макияжем и парфюмом наводящие тень на плетень, то бишь старающиеся отбить и упрятать запах женщины. Однако Веня чуял этот запашок за версту, и всегда окружал себя отборными здоровыми телками, которые, вот ирония, все, как одна, не очень дружили с гигиеной. Как только на породистых баб надвигался неразговорчивый мышечный комплекс, от которого веяло силой и удачей, у них начиналась течка, и они сами расставляли ноги. И прежде всего – девственницы. Надо ли говорить, что в своей квартире (да, да, у него быстро появилась своя квартира) Веня превращался в неукротимый торнадо, и три четверти женщин не желали продолжать с ним незабываемые интимные отношения. Таких он ничтоже сумняшися посылал на х…, раз и навсегда. К оставшимся применял одну и ту же тактику: брал за волосы, наклонял, срывал трусы и давал волю своим содомическим наклонностям, которые обнаружились еще там, в среде мускулистых парней спецназа. В сущности, он всегда несколько тосковал по жопе, обросшей волосами. Но и белые гладкие задницы его вполне устраивали. Женщины, которые сначала брали в рот, а потом тут же давали в анал, раз и навсегда становились послушными и покорными, даже если потом благополучно выходили замуж, чему он внешне никогда не препятствовал. Но потом, когда они по старой дружбе забегали к нему «одолжить» сотню баксов (мужья у них, как правило, не были такими сильными и удачливыми), он старался унизить их до предела. Часто сдавал в аренду своим приятелям. Ничего, эти сучки терпели. Забегали регулярно. Со своими пассиями он словно подписывал некое секретное соглашение, согласно которому Веня имел право трахать все, что шевелится, там и тогда, где и когда ему вздумается; но в ответ он честно брал на себя обязанность содержать своих наложниц. Выходишь замуж – теряешь право содержанки. Обращаешься за помощью – будешь отодрана и унижена как последняя блядь. Эти правила работали. Ничего не надо было выдумывать.

Веня быстро усвоил главную, и отнюдь не нагорную, заповедь бытия. Кто силен – тот и прав. Эту заповедь, отлитую черным золотом в самой преисподней (горн, меха, адово пламя – и вот, буковка за буковкой, куется тайный девиз всего живого), выдумал не он, поэтому бессмысленно было заморачиваться по поводу того, правильная она или нет, гуманная или не очень. Заповедь имела отношение к основам жизни – это Веня ощущал каждой клеткой существа.

Именно в тот момент из потребности уважать что-нибудь живое не за грубую силу, а за слабость, которая чудесным образом превращается в неодолимую силу, Герби взял себе первого кота, назвал его Марсик, и решил, что жизни ему, Вене, отмеряно девять кошачьих жизней. Девять раз по девять-пятнадцать лет. В среднем лет девяносто-сто. В общей сложности лет сто тридцать – если, конечно, не изобретут что-нибудь этакое…

Поживем – увидим.

Однако первый кот сдох уже на девятый месяц жизни. Но зато как сдох!

Однажды Веня проснулся утром и, еще не раскрыв глаз, ощутил, что он не может пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже пальцами. Единственная форма активности, которая была ему доступна, представлялась вместе с тем невозможной: он мог только плакать. И Веня заплакал – но только не от страха, не от отчаяния и не от боли (боли, кстати, совсем не было, вместо нее – противная слабость), а от невозможности сопротивляться.

В этот момент к нему на живот мягко запрыгнул Марсик, черный, словно сажа преисподней, лизнул его в соленую щеку, заурчал и улегся на грудь – прямо на то место, где, по ощущениям Вени, крылся корень его внезапного недомогания.

Через некоторое время Марсик поднялся на дрожащих лапах, неуклюже сполз с постели, и его стало мучительно рвать чем-то зеленым. Спина, словно срабатывал пружинный механизм, напряженно выгибалась, а потом бесхребетно опадала, со стороны казалось, что Марсика плющит под воздействием внешней силы. Он извинительно мяукнул и пропал.

Зато Веня обрел возможность двигаться. Первого прилива сил хватило на то, чтобы добраться до телефона.

Врачи в один голос твердили, что Веня перенес микроинсульт, весьма коварный, который – и это очень даже странно! – обошелся совершенно без последствий, если не считать внутренних рубцов на сосудах, напоминающих каллиграфический стиль опытного хирурга.

Немалые силы были брошены на поиски исчезнувшего Марсика. Его нашел сам Веня на берегу лесного озера (на всякий случай цепким взглядом «сфотографировал» место: холмик, напоминающий кратер вулкана) – полинявшего, облысевшего, заваливающегося при ходьбе на левый бок. Он ушел то ли для того, чтобы подлечиться, то ли для того, чтобы тихо помереть вдали от любимых глаз, не расстраивая хозяина. Марсик взглянул на спасенного им спасителя и, отворачиваясь, тактично мяукнул: дескать, стоило ли хлопот, сам же еще не отошел.

Диагноз Марсика Веню не удивил: микроинсульт. Кот забрал себе болезнь хозяина.

Светила ветеринарии оказались бессильны: Марсик не выжил.