Девяносто третий

– Для нашей общей пользы, – присовокупил он.

Старший Киреев потянулся к телефону, и Алексей почти утвердительно произнес:

– В такси опять? То же самое?

– Естественно.

– А на вопрос про дядю Колю… про Полухина, то есть, ответите?

Братья-предприниматели напряглись, как напрягались при любом упоминании этой фамилии.

– Задавайте, – буркнул Дмитрий Николаевич.

– Полухин ведь не сам по себе этим делом занимался, господин Жаров тоже был в курсе?

– Я, в общем-то, предполагал, что вы рано или поздно об этом спросите, – заметил Георгий Никитич.

– Так при чем тут наш олигарх и меценат?

– У Владислава есть кое-какие общие интересы с полпредом, – сказал младший брат. – Конечно, он этого никогда нигде не афишировал. Мы начали расследование сами, но быстро поняли, что без профессионала не обойтись. Обратились за помощью к Михаилу, тот – к своему шефу. Ну, а полпред попросил Жарова об услуге. Так появился дядя Коля, как вы его называете.

– Он на всех компромат ищет, лишь бы Жаров был доволен?

– Уже лишний вопрос, – отрезал старший брат.

– Я отвечу, но он точно будет последним. Ладно? – вмешался Георгий Никитич.

Алексей согласился.

– За этот год мы поближе познакомились. Коля с Мишей… с покойным Михаилом Евгеньевичем друг на друга были очень похожи. Азартом, жаждой жизни, авантюризмом даже, – бывший вице-губернатор запнулся, подбирая нужные слова.

– Адреналина хотели?

– Вряд ли. Скорее, правды какой-то… или справедливости. Я понимаю, удивительно звучит, ведь Николай – человек из спецслужб, там хорошо мозги промывали. Но факты – вещь упрямая. Мне кажется, война его изменила. Он как-то сам обмолвился, что вернулся из Анголы23 другим человеком. Может, поэтому и с системой не ужился. Ответил вам?

– Думаю, да.

Операция стартовала в понедельник вечером, когда оппозиционер Слёзкин получил посылку с компроматом. Алексей догадывался, что кроме посылки неистовому депутату вручили кое-что еще. Он, как и условились накануне на конспиративной квартире, до ночи перепечатывал статью. Потом взял старую версию, порвал каждый лист на кусочки, а их дополнительно измельчил ножницами. Жечь, подобно Штирлицу, не стал, просто высыпал в мусорное ведро.

Утро вторника началось с печального события. На рассвете небо в очередной раз затянуло тучами, ощутимо похолодало. Дождь то начинал капать, то переставал. Во дворе дома, где жил Михаил Евгеньевич, было не протолкнуться. Проститься с ним пришло человек двести или еще больше. Алексей увидел знакомые лица депутатов из демократических фракций, сотрудников полпредства, журналистов. Явились и совершенно неизвестные ему люди – очевидно, товарищи или бывшие однокурсники.

Возле соседнего подъезда стояли Киреевы. Алексей не подал вида, что знает их. Об этом они тоже условились вчера. Церемонию задержали, ожидая полпреда. Представитель президента был напряжен, как натянутая струна, и бледен. Летний загар словно слез с его лица. Он молчал и только смотрел на гроб с телом. Речи произносили другие: о том, каким добрым товарищем и замечательным работником был умерший, как любили и ценили его друзья и коллеги, как он сам любил и ценил их.

На кладбище выл пронизывающий осенний ветер. Ораторы говорили об ужасном стечении обстоятельств, о несчастье, о беде, постигшей всех. Но что произошло на самом деле в то воскресное утро? Алексей не был уверен, что когда-нибудь кто-то ясно ответит на главный вопрос.

Общий автобус довез его до центра. Он вышел на остановке у магазина «Часы», где всего неделю назад видел Милу с дядей Колей. Троллейбуса на горизонте не было, и Алексей настроился ждать.

– Молодой человек, вам куда?

Приоткрыв дверцу авто, к нему обращался таксист. Тот, который уже забирал его от панельного дома в новом микрорайоне – но на другой машине.

– Вам куда? – настойчиво повторил водитель.

Сейчас, по сравнению с двумя их предыдущими поездками, он был невероятно, просто потрясающе многословен.

Алексей назвал адрес редакции.

– Садитесь.

Станислав Петрович по-прежнему задерживался. Он выехал из редакции часа три назад с твердым намерением увидеть спикера областного Совета и всё-таки добиться понимания ситуации. Спикер вернулся из Москвы, так что пора было платить по счетам. Разумеется, фигурально выражаясь. Хотя не только фигурально.

В загашнике у Алексея лежало недоделанное интервью с мистером Келли, однако приниматься за него не было сил, да и желания. Кроме того, он никак не мог согреться после жуткого холода на кладбище. Конечно, можно было задержаться и выпить водки на поминках, но пить тоже не хотелось. Поэтому Алексей молча сидел за общим столом, которым пользовались корреспонденты, и разбирал содержимое сумки.

На самом ее дне ему попался листок, густо исписанный Надеждой Ссыльной. Вся его жизненная программа в кратком изложении уместилась тут. Вечером в пятницу Юля лично исследовала эти письмена, сверяясь с какой-то книжкой, которую притащила с собой, и призадумалась.

– Что там насчет совместимости? – поддел ее тогда Алексей.

– Нет её, – грустно ответила Юля.

– С тобой нет?

– Вообще не видна.

– А с кем есть?

– Боюсь, ни с кем.

– То есть?