Девчонки, я приехал!

– Это, стало быть, для посуды, – продолжал Федот, указывая на войлок, – а то для чего хошь! Хошь книжек своих напихаешь, хошь барахлишко!

– Красота-то какая, – вымолвила Агаша. – Загляденье.

Федот засмущался.

– Это вам к переезду.

Надинька кинулась обнимать его. От него крепко пахло махоркой, самогоном и чесноком.

– Спасибо вам, Федот! Вот спасибо!

– Да чего там! Главное, не забывай нас, дочка. Хоть навещать приходи.

– Буду! Буду приходить, Федот!..

Он затащил сундук в комнату, покосился на зачехлённый рояль, крякнул и вышел.

– Вот как тебя все любят, – вымолвила Агаша.

– За что? – сама у себя спросила Надинька. – Раньше мне казалось, что они нас ненавидят…

Агаша покачала головой.

– Жизнь у людей тяжёлая, Надинька. Иной раз хочется улыбаться да радоваться, а не получается. Вон Федот. Инвалидом на фронте стал, победителем домой вернулся. Теперь вот горькую пьёт – работать как следует не может, лучшие свои годы войне отдал. С чего ему нас любить-то, за какие такие заслуги? А вот полюбил… Или доктор наш! Десять лет по лагерям и поселениям мыкался ни за что ни про что, жену и детей потерял, один как перст на свете остался. А ничего – к нам притулился, в больнице служит, живёт! Ещё небось скучать без нас будет, хотя мы ему комнату освобождаем!

– И мы будем скучать, – отозвалась Надинька. – И приезжать будем, и гостить! Правда, Агаша?

– Светлая у тебя душа, – сказала нянька. – Вот за душу-то тебя и любят.

– Ну тебя, Агаша.

– Ты глянь-ка сюда.

Надинька доела котлету, стрельнула в сторону Агаши глазами и мгновенно вылизала тарелку – так было вкусно, и так хотелось ещё. Но больше не было.

– Это я колпаковским мальчишкам пошила.

И Агаша раскинула на чехле рояля три рубашки – самые настоящие, с воротничками, пуговицами и манжетами!

– Из того полотна, что у нас оставалось. Помнишь, в ГУМе брали, ещё Павел Егорович жив был.

Надинька не помнила никакого полотна, но рубашки вышли отличные!

– Вот как ты хорошо умеешь придумывать, Агаша!

– Да чего там придумывать-то! Трое мальцов, поди их одень-обуй. А тут всё подспорье. Поела?

Надинька вздохнула и кивнула.

– Ну, давай-ка собираться. Ты завтра в институт идёшь?

– Нет, Агаша. Завтра лабораторные работы, я их с другой группой сдала. Мы же завтра переезжаем!..

Весь вечер до прихода доктора они собирали книги и посуду – в новый Федотов сундук.

Яков Михайлович ужинать наотрез отказался. Он был расстроен, выглядел неважно и всё время молчал, только фыркал носом.

– Ну, к чему этот переезд? – заговорил он наконец, когда Надинька попросила его завязать бечёвкой очередную стопку книг. – Чем тебе тут не живётся? Сергей всё время на службе, ты сама говоришь, раньше Нового года его не жди!

– Яков Михайлович, миленький! Да ведь там квартиру нужно обживать!

– И где эта квартира? Наверняка у чёрта на рогах!

– Я даже и не спрашивала, – призналась Надинька. – Какая разница?

– Так ведь большая разница! Наверняка к вам не наездишься теперь! И что мне тут делать одному в таких хоромах?

– Доктор, да не всё же вам между книгами спать!

– Надинька, – доктор сдёрнул очки. – Я спал и на нарах, и на шконке, и на соломе, и на бетонном полу! Поверь мне, спать среди книг – это райское наслаждение!..

– Поедемте с нами, – предложила Надинька. – Что тут особенного?

– Твой молодой муж будет несказанно рад обнаружить на своей новой квартире такую весёлую компанию!

– Вы его не знаете, Яков Михайлович! Он на самом деле будет рад!

В коридоре затрезвонил телефон, и бабуся Колпакова – словно караулила! – тотчас же ответила:

– У аппарата!..

Надинька бросила завязывать книги и прислушалась.

– Надежда, междугородняя вызывает! Где ты там есть! Беги скорей!

Надинька помчалась вон из комнаты.

– Да! Да!..

– Как я рад, что дозвонился, – сказал Серёжа ей в ухо.

– Я тебе сегодня тоже звонила! – прокричала Надинька. – Но линия была занята.

Бабуся Колпакова стояла рядом и ловила каждое слово.

– Что твоё комсомольское собрание?

– Ужасно! – радостно крикнула Надинька. – Просто ужасно! Я чуть не подралась с одним комсомольцем! Мирка меня удержала!

– Что такое?!

– Он сказал, что я веду буржуазный образ жизни и вообще непонятно, кто у меня муж!

– Надинька, родная, – сказал Серёжа. – Держись.

– Я держусь, держусь.

– Если завтра самолёт пойдёт в Москву, я постараюсь прилететь на пару дней.

– Хорошо, – согласилась Надинька, отлично понимая, что самолёт «не пойдёт» и Серёжа не прилетит. Так бывало уже много раз. – Серёжка, Яков Михайлович переживает, что мы съезжаем и он остаётся один.

– Приглашай его жить с нами, – тут же отозвался Серёжа. – Места всем хватит.

– Агаша не верит, что тебе дали квартиру.

– Как же не верит, если вы завтра туда отправляетесь? Шофёр приедет часам к четырём. Ты возьми для начала только самое необходимое, остальное заберём потом, на грузовике.

Надинька вздохнула. Заберём – это значит, что забирать будут они с Агашей вдвоём.