Девчонки, я приехал!

– Я говорю о том, что сорок лет назад рабочие и крестьяне прогнали буржуев, истребили капиталистов и неравенство! А у комсомолки Кольцовой до сих пор личная прислуга! Да, да! – повысил голос Коля, потому что собрание зашумело с недоумением. – Многие не знают, потому что Кольцова всё скрывает! Давайте спросим у Кольцовой, с кем она живёт в одной, так сказать, квартире? С женщиной, которая не приходится ей родственницей, товарищи! Даже дальней! Эта женщина – служанка Кольцовой.

– Коля, ты чушь порешь! – закричала Мирра. – Надинька выросла на руках у Агаши, они вдвоём остались после смерти Павла Егоровича! Ты ничегошеньки не знаешь!

Коля рубанул рукой воздух.

– И это ещё не вся правда, товарищи! Надежда Кольцова прописала на свою жилплощадь бывшего врага народа!

Комсомольцы затихли, поражённые.

– Да, да, – продолжал Коля гневно. – Они сейчас полезли из всех щелей, эти самые враги! Учуяли послабление!.. Но мы-то знаем, что они творили! Как вредили! Как шпионили! Как сдавались в плен и становились фашистскими прихвостнями! Советская власть гуманна и сильна, она прощает своих врагов, но наше дело быть бдительными! Со всех сторон на нашу Родину нацелены клыки и когти врагов! А Кольцова делит с таким врагом свой кров!

У Надиньки шумело в ушах.

Она взялась за край стола, сильно, до боли, сжала пальцы.

– Доктор Тихонравов реабилитирован, – выговорила она отчётливо. – Ему в НКВД выписали специальную бумагу о реабилитации.

– Да что там бумаги! – с силой отверг её сообщение Коля. – Они, эти шпионы, какие хочешь бумаги могут себе выправить! На то они и шпионы! А мы, товарищи, всё проморгали! Мы не заметили, когда наш товарищ Надежда Кольцова стала превращаться в буржуйку и приспешницу! Её поведение, её образ жизни должны стать предметом принципиальной оценки со стороны комсомольской организации. Может быть, ещё не поздно! Мы сумеем спасти Надежду, вернуть её в строй советской молодёжи!

– Правильно! – одобрительно крикнули с места.

У комсорга был растерянный вид. Мирра рвалась с места, но с двух сторон её держали подруги, не давали выскочить.

– И ещё, – продолжал Коля, сильно понизив голос. – Насчёт морального облика.

– С обликом-то что не так?! – выкрикнула Мирра.

– Нам известно, что Кольцова вышла замуж, но… – Коля развёл руками, – мы понятия не имеем за кого! Кто этот самый муж?

– Это не наше дело, – пробормотал комсорг неуверенно.

– Это наше прямое дело, – перебил Коля. – Вот кто-нибудь из вас знаком с мужем Кольцовой? Есть таковые?

Оказалось, что таковых нет, только Мирра опять закричала, что да, да, она знакома!

– Никто из нас никогда не видел этого человека. Зачем Кольцова скрытничает? Она утверждает, что он живёт и работает в Ленинграде, но отчего же тогда она не переезжает к мужу? Или почему он не переезжает в Москву? Это очень подозрительно, товарищи! Или этот самый муж тоже из тех, которые изо всех сил старались навредить советскому народу, а сейчас затаились, чтобы нанести новый подлый удар?

При слове «удар» Надинька словно очнулась.

Она кинулась к Коле. Стул опрокинулся и загремел. Надинька занесла руку, чтобы влепить пощечину. Коля зажмурился и втянул голову в плечи.

Но тут подскочила вырвавшаяся от подруг Мирра, перехватила руку и стала тащить Надиньку прочь от Коли.

Надинька скалила зубы, рычала и извивалась.

– Прекрати, – горячо шептала ей на ухо Мирра. – Ты подведёшь себя и Серёжу! Персональное дело хочешь?

Собрание шумело и горячилось. Часть комсомольцев была за Надиньку, остальные пытались сообразить, что сейчас произошло и на чьей стороне им следует быть.

Когда Мирра оттащила Надиньку достаточно далеко, Коля расправил плечи, откинул назад чуб и сказал, стараясь, чтобы прозвучало веско:

– Вот о чём я предлагаю задуматься, товарищи. А картошка – лишь однократное проявление антисоветского поведения комсомолки Кольцовой.

– Ты не перегибай, – не слишком уверенно высказался комсорг. – Антисоветчина тут ни при чём, конечно! Но… задуматься стоит. А пока проголосуем по повестке!..

В гардеробе Надинька долго не могла попасть в рукав пальто, дрожала с головы до ног.

– Я уеду, уеду, – повторяла она. – Брошу институт и уеду!

– Куда? – Мирра просунула её руку в рукав. – В тайгу?

– В Ленинград, к Серёже.

– Надя, а у тебя правда прислуга? – весело спросила розовощёкая полная Маруся. – Самая настоящая?..

– Отстань от неё! – приказала Мирра.

– Агаша почти заменила мне мать, – выпалила Надинька. – И после войны, и… всегда! А вы!.. А вы назвали её прислугой! Хороши комсомольцы!

Лицо у Маруси вытянулось.

– Пойдём, пойдём! – Мирра тянула Надиньку к выходу. – Сейчас опять чего-нибудь наговоришь!

И почти вытолкала подругу в высоченные, тяжеленные институтские двери.

На улице было холодно, ветрено, моросил дождь, морщились на асфальте осенние лужи.

Мирра крепко взяла Надиньку под руку, они сбежали с широкого мраморного крыльца и зашагали прямо по лужам.

– Пойдём пешком, – выговорила Надинька.

– Так ведь далеко и дождь! И холод, бр-р-р!..

– Мне нужно как следует промокнуть и замёрзнуть.

– Тогда пойдём, – тут же согласилась верная Мирра.