– Вы не торопитесь, товарищи, – сказал шофёр, – я отнесу и ещё раз поднимусь. Сегодня я в полном вашем распоряжении.
– Да чего там по сто раз ходить, – пробасил из коридора Федот Ващук. – Чего брать-то, говорите!
– Федот, – удивилась Надинька, – а вы разве не на работе?
– Я во вторую смену. С напарником поменялся, чтоб проводить, а как же!..
Он ловко вскинул на плечо подаренный вчера сундук и следом за шофёром вышел на площадку.
Фейга стояла в своих дверях, Дуся в своих, три брата Колпаковых в новых рубахах под предводительством бабуси у самого выхода.
Надинька почувствовала, как глаза у неё наливаются слезами.
– В добрый час, – сухо сказала бабуся Колпакова. – Нас не забывай, мужа не обижай, коли он у тебя настоящий, а не выдумка, держись хороших людей. И вот прими-ка.
И вложила Надиньке в ладонь небольшой образок.
– Вы в Него не верите, дело ваше, – и она сжала грубыми от работы пальцами ладонь девушки, прикрывая образок, – да Он-то в вас верит! Ну, Агашенька, а с тобой давай троекратно, по русскому обычаю!
И они смачно расцеловались.
– Присесть! – спохватилась Фейга. – Присесть на дорожку! Дети, скорей тащите с кухни табуреты!
Все уселись кто куда и помолчали секунду.
– Пора! – объявила бабуся.
Соседи вышли проводить. Когда лифт пришёл и Агаша зашла в осветившуюся кабину, Фейга остановила Надиньку, которая собиралась зайти следом.
– Беги, – и показала на лестницу. – И не забудь по перилам съехать!..
В машине Надинька наконец заплакала.
Она не плакала ни разу с тех пор, как не стало отца, и по отцу не плакала, боялась, что не сможет остановиться и тогда непременно умрёт от отчаяния. Не плакала, когда уезжала из дома, когда Серёжа умчался со свадьбы, когда её пробирали на собрании!..
– Ну, будет, будет, – сказала Агаша и протянула ей платок. – Опять мы с тобой новую жизнь начинаем, вот оно как!
«Победа» выехала на набережную, потом выбралась на Арбат. Надинька ничего вокруг не замечала. Агаша с каждой минутой удивлялась и волновалась всё больше.
Когда выехали из города, она всё же спросила молодцеватого шофёра:
– А новая-то квартира разве не в городе?..
Шофёр оглянулся на них.
– Так Сергей Ильич вам ничего не сказал?
– Чего не сказал-то? – сердясь от волнения, спросила Агаша.
– Он велел вас на дачу отвезти. Ему дачу выделили.
– Дачу? – переспросила Надинька и посмотрела в окно.
Смеркалось, «Победа» катила через поле к берёзовой роще на горке.
Надинька вцепилась в ковровую отделку сиденья. Агаша быстро и незаметно перекрестилась.
«Победа» остановилась у ворот – их собственных, старых, милых, родных ворот! – Шофёр вышел, распахнул створки и заехал на участок.
Вон беседка, вся увитая багряным и жёлтым плющом. Когда тепло становилось, в беседке и чаёвничали, и гостей принимали, и в лото играли. Вон две сосны, между ними всегда гамак натягивали. А вон песочница, роскошная, с деревянными бортами и домиком, Павел Егорович для Надиньки соорудил ещё до войны. Песочницу всегда берегли, из года в год поправляли, подкрашивали. Считалось, что в ней внуки будут возиться.
Надинька и Агаша выбрались из машины, молчали и оглядывались по сторонам.
Ничего не изменилось, только плющ разросся, беседки почти не видно.
Шофёр протопал сапогами по крыльцу, отомкнул дверь – она отворилась со знакомым и уже позабытом скрипом, – зажёг в доме свет и стал заносить вещи.
Агаша опять перекрестилась. Надинька вся дрожала, как осиновый лист.
– Сергей Ильич сказал, вам тут понравится, – заговорил шофёр, не понимая, отчего они молчат и стоят как громом поражённые. – Дом тёплый, хороший. Вот как государство об учёных заботится!..
– Да это наш дом-то, – прошелестела Агаша. – Господи, помоги!..
По знакомым ступеням они поднялись на крыльцо. Вот голландка с мраморной фигурой в нише, вот коридор, а там и кабинет Павла Егоровича, вот абажур на длинном шнуре, а вон крючок вбит, там всегда Любочкин портрет висел!..
– Может, затопить? – осведомился шофёр. – Дрова заготовлены.
Агаша оглянулась на него. Он смешался – у женщин были странные лица.
– Ну, тогда разрешите идти?
Агаша кивнула.
Зафырчал мотор, и машина укатила.
– Этого не может быть, – сказала Надинька, подошла и потрогала бок голландки. – Агаша, ну ведь этого быть не может!
– Не может, – согласилась Агаша.
И они опять замолчали.
– Это ж надо, что он для тебя сделал, – наконец проговорила Агаша. – Я о таком в жизни не слыхивала.
Надинька оглянулась на неё.
В полном молчании они затопили печь и уселись – Надинька на диван, Агаша к столу.
Сколько времени прошло, они не знали, только вдруг вновь послышался звук мотора, свет фар прошёл по окнам, на крыльце зазвучали быстрые, уверенные шаги, распахнулась дверь, и Серёжа объявил во весь голос:
– Девчонки, я приехал!
Из газет