Детский бог

– Мне нужна помощь с колесом, вот и все. Я беспокоился о тебе, не мог вас найти. – Осторожно, словно стараясь не спугнуть, Александр Львович шагнул к Вике. – Милая, поедем домой, тебе необходимо успокоиться, – потом повернулся ко мне, и тон его стал жестче: – Филипп, отпусти ее, ты уже должен был понять, что она за себя не отвечает, не усугубляй.

– Ты напугал меня! Не трогай! Ненавижу! – заорала вдруг Вика, и я увидел, как ее глаза затуманились, зрачки сузились в точку. Взгляд-аффект, удар хлыстом.

– Успокойся! – Гирс медленно-медленно протянул к ней руку, сказал тихо, но строго: – Я требую.

– Тогда убери эту штуку!

Я смотрел то на него, то не нее и вдруг ясно почувствовал, как столкнулись их гордыни. Воздух вокруг словно изменился, стал тяжелее. Я сразу понял: быть беде. Только вот никак не мог определить, кто в беде.

Гирс отбросил монтировку в траву, примирительно поднял руки, выставив ладони вперед.

Но Вика не успокоилась.

– Уходи отсюда, отстань от меня! – крикнула она и изо всех сил пнула его по голени.

Он только вздрогнул и строго повторил:

– Извинись перед Филиппом и ступай в машину, живо! Я сам тебя отвезу, хоть на трех колесах. – Его брови сдвинулись, собрав на переносице напряженную складку.

Он бесстрашно приблизился (вылитый дрессировщик) и потянул Вику за запястье. Я видел, что Вика действительно не владеет собой, и осторожно высвободил ладонь из ее цепких пальцев, чтобы дать Гирсу увести ее.

– Оставь нас в покое! – огрызнулась она.

– Кого это «нас»? Нет никаких «вас», Вика, ты ему не нужна. Ты сама все испортила, мне стыдно за тебя. Ты сама себе враг.

Вика молчала, ее лицо заливала жутковатая бледность, а Гирс продолжал:

– Дочь, послушай, я пытался… пытался договориться с ним. Я же о тебе забочусь.

Она следила за ним взглядом, не отрываясь.

Гирс обернулся ко мне:

– Я просил тебя, будь осторожен с ней, – процедил он. – Она тебе не обычная телка, чтобы так себя вести, ты не понимаешь…

– Отстань от нас! Это ты ничего не понимаешь! – вскрикнула Вика, явно в отчаянии. – Может быть, он – моя последняя надежда избавиться от тебя! Может, бог послал его мне, чтобы раскрыть глаза… – Вика дернула плечами и снова схватила меня за руку, то ли защищая, то ли защищаясь.

Я отпрянул, но уперся поясницей в низкое ограждение.

Гирс скривился, как от боли, стиснул зубы. Потом произнес медленно, роняя слова, словно камни:

– Умоляю тебя, не унижайся, ты ему не нужна. И бог тут ни при чем, это я нашел твоего Филиппа и сделал ему приглашение на медицинскую конференцию. Господи, да кому он там нужен был, тоже мне, великий врач! Это я его привез, я пообещал ему все, что у меня есть, лишь бы он остался с тобой! Я только и делаю, что забочусь о тебе, дура! А ты… – тут он как-то неловко улыбнулся. – Ты даже не смогла ему понравиться.

Я видел их как будто за стеклом: они на мгновение застыли, а я продолжал смотреть.

Я осознавал, что мое присутствие здесь неизбежно и определяюще, как эффект наблюдателя в квантовой механике. Я понимал, что все происходящее на моих глазах – вроде представления, которое разыгрывают эти двое уже много лет и которому стало тесно в рамках обоюдной тайны.

Что-то изменилось в привычном ходе вещей, и они бессознательно, на ощупь пытались выяснить, что именно. Возможно, я был триггером, наблюдателем и разменной монетой в этом их сопряжении взаимной любви-ненависти и к тому же единственным, кто догадался: как только Вика раскрыла мне свой секрет, она разрушила скрепы, сломала печать и вытащила на свет темную сторону их больной близости.

Я видел, как рушится и преобразуется нечто очень важное между ними, что держало их вместе, до сих пор не давая прорваться ее злости и его чувству вины.

Я стоял, завороженный этой проявленной схваткой душ, и, наверное, поэтому не заметил, как Гирс оказался слишком близко.

Я не успел ничего сообразить, когда почувствовал, как на шее тяжело сомкнулись его руки.

* * *

Память – штука хитрая, изобретательно кристаллизует мгновения и подкидывает нам тщательно отобранные варианты произошедшего, поэтому не могу поручиться, что помню все, как было. В моей голове остались какие-то жалкие лоскуты, обрывки, соединяя которые в единый покров, я могу лишь догадываться, что тогда произошло.

Вот Гирс стоит напротив меня и уговаривает Вику, дикую, как Рикки-Тикки-Тави, ехать с ним домой. Сам я в этот момент судорожно размышляю: показалось ли, или пять минут назад она действительно собиралась сигануть в малоприятную речную муть, сжимая меня в объятиях?

Я слышу обрывки слов, вижу, как меняется ее лицо, застывает, обращаясь в потустороннюю маску.

Мгновение – и вдруг на меня обрушивается волна ненависти такой силы, что, не будь я уже приперт к перилам, меня наверняка отбросило бы назад, точно при взрыве.