Держа океан

Это смущение становилось проблемой, и я его не понимал. Мы оба были геями, и он сказал, что хочет, чтобы я его поцеловал. Так почему же сейчас попробовать это стало тяжелее, чем раньше? Я пытался найти ответ в интернете, но никто не знал. Еще я спросил об этом на одном из форумов аутистов, но они сказали лишь то, что я должен рассказать Джереми о своих чувствах и спросить его разрешения на поцелуй. Я уже рассказал Джереми о своих чувствах, но идея о том, чтобы спросить, можно ли его поцеловать, заставляла мои чувства и моего осьминога вести подобно кошкам, прилипшим к потолку в том старом мультфильме.

Поэтому я продолжал молчать и помогать ему с уборкой. Я учил его языку жестов и моим собственным знакам, показал все свои футболки-эмоции и объяснил, что они означают.

Я сделал ему маленький буклет со всеми своими личными знаками и футболками, чтобы он мог изучить меня. И спросил, хочет ли он, чтобы я узнал что-то еще про него, но Джереми покачал головой и отвел взгляд.

То, что мы не торопились в течение первой недели, было хорошо, но к концу второй недели я понял, что, если я что-нибудь не придумаю, мы не поцелуемся никогда. Я сказал себе, что у нас будет время подготовиться, пока мы убираем его комнату, а потом дойдет и до поцелуя. Это заставляло меня нервничать. Я чувствовал огромное давление, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Думая о Джереми, я мастурбировал каждую ночь, но этого было недостаточно. Мне нужно было его поцеловать. Нужно было поцеловать его немедленно.

На второй неделе, вечером в четверг, когда мы закончили уборку, прежде чем сесть на его кровать, как мы делали это всегда, я закрыл дверь. Я бы запер её, но у Джереми не было запирающегося замка, так что я просто закрыл её до щелчка. Звук слишком громким эхом отозвался по комнате и, хотя из-за двери нервничать было глупо, я нервничал.

Думаю, Джереми чувствовал то же самое.

Я сел боком рядом с ним на кровати, чтобы смотреть ему в лицо. Но он на меня не смотрел. Я тоже не смотрел прямо на Джереми, но у него плохое периферическое зрение, и он не видел меня вообще. Думаю, Джереми понимает чувства людей, едва взглянув на них краем глаза.

Кроме того, тогда я понял, почему был неприятен людям без сверхспособностей, сейчас я желал, чтобы он посмотрел на меня, чтобы понять по его лицу, могу ли я его поцеловать.

Я стал напевать и качаться.

Плечи Джереми расслабились. Он все еще не смотрел на меня, но взял меня за руку. Его прикосновение не вызвало мою аутистичную чувствительность. Оно сделало меня храбрым, позволив наклониться ближе, чтобы, наконец, получить мой поцелуй.

Начать было сложно. В своей голове я хотел, чтобы мы таяли, чтобы мы красиво двигались навстречу друг другу, но мое тело так не работало. Оно было неуклюжим. Оно меня не слушалось.

Сейчас оно слушалось меня лучше, чем раньше, ведь я прошел все виды терапии, но я по-прежнему двигаюсь по-другому. Добавим к этому, что тело Джереми двигалось нерешительно, и поэтому наш поцелуй больше напомнил удар. Джереми издал звук удивления. Он, как и я, держал глаза открытыми, пока наши губы не встретились.

Потом мы закрыли глаза и стало лучше.

Он приблизил свои губы к моим, делая их влажными. Это было немного странно, но в целом мне нравилось с ним целоваться. Поцелуй меня возбудил, и я захотел прикоснуться к Джереми, чтобы узнать, возбужден ли он так же, как и я. Но это могло легко его испугать.

Я пообещал себе, что в ближайшее время прикоснусь к пенису Джереми.

Когда поцелуя стало очень много, я отстранился, но не далеко. А когда Джереми уткнулся в мой нос слишком мягко, я не позволил мягкому прикосновению меня обеспокоить.

— Я хочу быть твоим парнем, — сказал я ему.

Закрыв глаза, Джереми прикоснулся своим лбом к моему.

— Эммет… Не думаю, что ты понимаешь, насколько я ненормален.

— Тебе нужно прекращать говорить о себе плохие вещи.

Его смех показался мне странным.

— Не знаю, как объяснить, но не могу перестать этого делать. Я постоянно слышу голоса, оскорбляющие меня. Они не останавливаются.

Мне было грустно думать о Джереми с теми плохими голосами. Я обнял его, и он положил голову мне на плечо. Вспоминая фильмы и рекламные ролики, которые я видел, я думал, что, возможно, мы были похожи на одну из парочек, сидевших там точно так же. Когда я поцеловал Джереми в висок, то сделал это более неуклюже, чем в кино, но это было прекрасно.

Это был великий момент, почти идеальный. Я держал Джереми в объятиях и считал узоры на его обоях. И только я собрался сказать ему, сколько завитков было на его северной стене, как его мама открыла дверь.

После этого все было не так идеально.

Глава 8

Джереми

Это была полностью моя вина.