Деревянный хлеб. Части 1-4

— Мы знаем, что ваш супруг изначально был против этой авантюры, — даже так? — Мы знаем, что убедить руководство «штаба» отказаться от намерения ограбить и бросить на произвол судьбы гражданский персонал экспедиции у него не вышло, — вот это новость! Хотя… Всё может быть, — Мы знаем, что в момент отправки он перехватил руководство, пользуясь ссорой между самими путчистами, в результате чего большинство главных инициаторов переворота остались на берегу, а уплыли солдаты срочной службы и всего несколько офицеров, — вот это да! Похоже на Володю… Мгновенно оценил обстановку, просчитал возможности и начал действовать…

— Я не буду вам помогать! — гори всё огнем, если меня хотят использовать, как наживку… — Скорее застрелюсь!

— Дурочка, — последний раз таким тоном ко мне обращались лет 20 назад, выдернув из-под колес внезапно сдавшего назад грузовика, во время игры в прятки, — У нас сейчас каждый человек на счету. Каждый! Даже те, кого людьми считать не хочется… — скривился, будто вместо странного «чая» глотнул какой-то гадости, — одни мы остались в этом мире, — так я тебе и поверила. Наверняка Володе засаду готовят. Или ловушку… А я сижу…

— Вы хотите, что бы я предложила ему почетную сдачу? — хватит тянуть кота за хвост. Время идет!

— Мы просим вас, — помялся, — спуститься к реке. Прямо сейчас… В темноте, — из безразмерного кармана куртки появился и лег на стол электрический фонарик, — Это опасно, но никого другого ваш супруг к себе не подпустит, — поймал мой взгляд, — Засады нет. Так что, на любой подозрительный шум — стреляйте смело… Но, уплыть вниз по реке вам не дадут, — крякнул по-стариковски, — Не мы… Пятеро человек утонули при крушении. У выживших, на вашего Владимира, зуб. Поговорите с ним… Ангару теперь держат под прицелом день и ночь.

— Ничего не могу вам обещать… — главное я узнала, пора сваливать. Долго он ещё будет тут отираться?

— Тогда — посидите спокойно ещё 5 минут. А я — кое-что расскажу… Для лучшего понимания обстановки.

И рассказал… Ярко, с подробностями и историческими ссылками, местами — даже «в лицах»… Лучше бы я этого вообще не слышала… Лучше бы я этого вообще не знала. Володя, как обычно, оказался прав. Подлость людей, он оценил профессионально. А вот уровень людской дури — не сумел. Хотя, не нами сказано, что она бесконечная. Причем, человеческая толпа глупее, чем самый глупый её элемент, взятый отдельно. М-м-мать…

Если конспективно — причина всему случившемуся одна и та же. Обнаружив, пропажу связи с «родным и любимым государством» наши военные начальники по-детски, буквально до обморока, перепугались. «Армия мирного времени…» Полная профессиональная непригодность… Не для того они шли служить офицерами, что бы реально рисковать своими «драгоценными жизнями». С момента объявления Радеком о долгом, возможно — на годы, закрытии «дыры», после краткого периода натужной бодрости (а вдруг профессор ошибся?) началась натуральная паника. В худших традициях наемников-профи, когда звериное желание любой ценой спастись самому (наплевав на мирное население, женщин, детей и подчиненных), застит разум и толкает на безумные выходки… Бежать, бежать, только бежать! Куда? Естественно, туда, где есть твердая власть, к сапогам которой можно снова уютно прижаться. Гражданским лицам этого мотива не понять. Тут — Ахинеев прав. Володя мне о том же самом толковал. Специфическая заморочка профессиональных офицеров, так называемый «собачий рефлекс». Именно он не позволил «белым» в Гражданскую договориться о едином командовании (в больших сворах собаки всегда дико грызутся, слишком много потенциальных вожаков), и он же после поражения заставил их сбиваться в мелкие банды (одинокий вожак без стаи — не вожак). Прикладная зоопсихология… Мерзость…

Понятно, что свирепое побоище за место на борту последнего парохода, отходящего от причала в Крыму осенью 1920 года, гораздо поучительнее наблюдать на киноэкране, чем собственными глазами (особенно, стоя на том же самом причале). Точно так же, мало удовольствия вглядываться в пыльные зады и пятки «красных командиров», героически удирающих от немцев (а зачастую и своих собственных подчиненных) летом 1941 года (особенно, оставаясь с родней и близкими в оккупации). Мамин знакомый, буквально чудом сумевший выехать из Закавказья в 1992 году, рассказывал о сходных ощущениях. Теперь я его отлично понимаю… Жутко видеть, как твои «якобы защитники» смываются, бросая всех прочих на произвол судьбы. Помню, на уроках в школе о подобных вещах старались не распространяться. Как жить? Как не потерять себя, рядом с таким «примером»? Что думали сегодня утром голодные «инженеры» и солдаты конвоя, при свете прожектора наблюдая, из временного лагеря у реки, драку «господ офицеров» за право уплыть на плоту с «первой партией»? Трудно догадаться, что «второй партии» просто не будет? Ну и…