Деревянный хлеб. Части 1-4

Отчет НКВД о положении в Ленинграде от 26.12.1941 года (страницы 1 и 2)

Я думала, что и на этот раз — «планшет» будут передавать друг другу по очереди. Но народ молча повыбирался из кресел и сгрудился вокруг Соколова. Сидеть остались только я и завхоз…

— Галочка, — Лев Абрамович явно решил не терять времени, — Что за человек по жизни был составителем этой «филькиной грамоты»? Вы же наверняка наводили справки. Мне нужно для полноты картины… Отдельные моменты не складываются.

— Петр Николаевич Кубаткин. Считается одним из самых талантливых контрразведчиков времен Отечественной войны. Еще в 1941 году его прочили в начальники разведки НКГБ, но в августе — переиграли и «бросили товарища на Ленинград». Ему покровительствовали и Жданов, и Берия. Он сделал блестящую карьеру. Регулярно «прыгая через звания», к 39 годам — дослужился до генерал-лейтенанта!

— Я спросил ваше личное мнение…

— Лично незнакома! — грубовато, зато правда, — По отзывам сослуживцев, чрезвычайно волевой, авторитетный и жестокий руководитель с большой личной харизмой. Цепной пес режима. Всегда добивался выполнения поставленной ему задачи. Часто — пренебрегая всеми нормами закона и морали… В частности — используя для выбивания показаний садистские пытки, фальсифицируя документы и убивая конкурентов с оппонентами… На этой почве имел конфликт с министром МГБ Абакумовым и в 1946 году — отправлен «в кадровый резерв». В марте 1949 года уволен из МГБ с формулировкой «За невозможностью дальнейшего использования». Работал заместителем председателя Саратовского облисполкома. 23 июля 1949 года — арестован по «Ленинградскому делу». Официально — обвинялся в уничтожении материалов о шпионаже секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) Капустина в пользу Великобритании. Но выяснилось, что он уничтожил их по прямому распоряжению Жданова. Попутно всплыли материалы о уничтожении им же множества других подлинников документов «блокадного периода», а так же о бессудном убийстве людей, располагавших сведениями дискредитирующими руководство Ленинграда. В отличие от большинства «жертв репрессий», Кубаткин, даже под пытками (!) так и не признал своей вины. Что исключительно ярко его характеризует, кстати. Похоже, кадр был искренне уверен, что за выполнение преступных приказов — исполнитель никакой ответственности не несет. Своего рода «холуй-идеалист»… Осенью 1950 года — его приговорили к 20 годам лагерей за «преступное бездействие, выразившееся в недоносительстве». Судя по всему, на следствие по делу оказывали беспрецедентное давление. Процесс затем продлевали ещё 15 раз (в СССР — неслыханно), пока, 27 октября 1950 года Военная коллегия Верховного Суда СССР таки не назначила бывшему начальнику Ленинградского УНКГБ «высшую меру наказания»… Приговор был приведен в исполнение немедленно. Судя по всему — «гражданин слишком много знал».

— Кому как, — подключился Ахинеев, — а лично мне этого пришедшего к успеху «Ванька из Пердуновки» — ни капельки не жалко. Прожил жизнь, как цепная собака и подох собачьей смертью…

— ???

— Вы только на оформление писульки гляньте! Я понимаю, сейчас компьютеры позволяют печатать «красивые бумажки» кому угодно. А тут — самое начало 40-х годов! И не единой помарки, все строчки и столбцы ровненькие. Ни одной западающей буквы. Заголовок подчеркнут волнистыми скобками. Импортная «красно-фиолетовая» двухцветная лента. Скорее всего, сама машинка — тоже импортная. По спецзаказу. Видел в музее «Remington» выпуска 30-х годов с такой вот русифицированной клавиатурой.

— Ну и что?

— Ничего… Вспомните сбитый шрифт и неровные строчки записки военного прокурора. И сравните… Профессиональный холуй старается порадовать барина. Ну, в меру своего селюковского понимания, что барин желает знать, а что — нет. Опять же, если пробежаться глазами по документу — сплошные нарушения. Гриф — «совершенно секретно», только номера экземпляра — нет, кому адресовано — непонятно, куда отправлены копии (и были ли они) — непонятно. Или там тогда как-то «по особому» документы оформляли? В общем — эстет и метросексуал, наверное, был тот кто писал или кому писалось.

М-м-да… В наблюдательности товарищу не откажешь. Пожалуй, можно кое-что пояснить.