Деревянный хлеб. Части 1-4

— Во времена СССР, других — в «открытом доступе» не водилось. А после Перестройки — часть «второсортных» архивных документов Блокады всплыла за границей. Например — отчеты городских властей о текущих мероприятиях и состоянии дел на подведомственных территориях. Известны «записки» о проживании в вагонах пассажирских поездов (спешно распиханных по запасным путям) десятков тысяч семей эвакуированных. Типа — люди терпят страшные лишения, так как никакой свободной «жилплощади» в Ленинграде уже нет. Вообще нет! Даты — первая половина декабря 1941 года, самый разгар Гладомора.

Убедила или нет? Все — молчат и переглядываются… Нехорошо так переглядываются.

— Вячеслав Андреевич, а ведь вы проспорили! — это что ещё за муха Ленку укусила?

— ???

— Я обещала раскрутить Галину на откровенный разговор о мотивах ленинградцев? Нате!

— Так вроде бы никто ничего и не скрывал… — (уй, гадюка подколодная, однозначно).

— Просто недоговаривал… — в свою очередь захрипел Ахинеев, — Прошлый раз, помню, кто-то утверждал, что главная вина за срыв «массовой эвакуации» — лежит на партии и правительстве. Не нашлось, дескать, решительных людей, готовых отдать приказ о тотальной милицейской облаве. Что бы под прицелом винтовок, пинками и прикладами забить всех «лишних гражданских» в опломбированные товарные вагоны и под вооруженным конвоем (как зеков) быстренько вышвырнуть их в чистое поле, «за сто первый километр». Я вас точно процитировал? — верно меня папа учил — «дочка, фильтруй базар, а то потом икнется».

— От своих слов — никогда не отказывалась.

— Во-о-от… А теперь мы знаем, как оно было на самом деле. Пока на фронтах, наши солдаты, из последних сил, сдерживали натиск врага (выгадывая, ценой своих жизней (!), дни и часы для эвакуации) — в мирном тыловом Ленинграде, друг на друге — сиднем сидели миллионы зажравшихся обывателей. Причем, одна половина — люто ненавидела другую. «Коренные» косились на «понаехавших» и наоборот. Каждый, со злорадным нетерпением, ждал, когда же всех остальных (!) заберет и отправит в насильную эвакуацию милиция. Но, почему-то, был свято уверен, что именно его (такого удивительного и замечательного) никуда из родной обжитой квартирки высылать нельзя. Вариант — его надо вселить в квартирку, освобожденную «эвакуированными». Просто в порядке исключения… Спасибо за консультацию.

— Не за что! — почему-то вежливость мне особенно хорошо удается имитировать, когда внутри всё кипит от негодования.

— Отчего же? Сложились кусочки информации, которых по-другому раздобыть было негде.

— Что именно? — подался вперед Соколов (этому любое ЧП профессионально интересно).

— Стало ясно — почему тогда ни у кого ничего не вышло. Ни у «коминтерновцев», ни у немцев, ни у официального руководства города. Как монолитная общность, условно связанная «высокой кюлютурой» и столичным «уровнем самосознания», — вот же дались ему эти словечки? — «ленинградцы» к сентябрю 1941 года перестали существовать! Их тусовку — размыло «понаехавшими». Любая «движуха», в толпе задыхающихся от взаимной злобы «гражданских», где никто не имел численного перевеса — стала невозможна. Эффект особенно ощутим, если «пришлых» — стало больше 12–15 % от «коренного» населения. Галина утверждает, что «эвакуированных» в блокадном Ленинграде скопилось почти столько же, сколько и «местных». Грубая работа! Однако, пат всегда лучше, чем объективно неизбежный «мат в три хода». Про осмысленную самодеятельность — там и речи не шло! Поднять образовавшееся «человеческое болото» не то что на борьбу за свои права, а хоть прибраться в подъездах или во дворах собственных домов, осенью 1941 года — не смог бы сам господь бог, а Советской власти это удалось только к весне 1942 года! Какое там совместное выращивание грибов или добыча корней камыша… «Дааии ленинградцы» сами по себе — не осилили договориться даже о «уплотненном общежитии», с целью экономии тепла и других ресурсов. Большинство — тихонько вымерло по своим квартиркам, их же и сберегая от «понаехавших»…

— Это «описательная часть». Меня интересуют выводы…