Деревянные пятачки

Они составили список необходимых вещей и продуктов, наметили место — на берегу реки, — где поставят зимовку, и стали с нетерпением ждать конца изысканий. И все больше мечтали о близком будущем. Ведь так заманчиво представить жизнь вдвоем, когда в окно зимовки пробивается красный луч заходящего солнца, а в зимовке тепло, даже жарко, и они сидят, прижавшись друг к другу, и глядят на огонь, и говорят о чем-то, что интересно им, значительно, и он знает, что она любит его. Это же прекрасно, когда любимый человек любит тебя. Тем более его никто никогда не любил. Мать умерла, когда ему было всего три года. Мачеха? Нет, она его не обижала, но и не приласкала его, ни разу не погладила по голове, не прижала к своей груди, не поцеловала, не заглянула в глаза. А теперь... Он запрокидывал лицо к небу и кричал что есть силы на всю тайгу: «Я счастли-вый! Счаст-ли-вый!» И потрясал руками, своими громадными ручищами, обнимая все, что было вокруг. «Ивый... Ивый!..» — со всех сторон откликалось эхо. И он смеялся от счастья, что у него есть чувство любимого. Наверно, нужно испытать много горечи, черствости по отношению к себе, обиды, чтобы оно появилось и стало равным чувству любви. Он просыпался утром с сознанием, что нужен, необходим любимому человеку, и старался все делать так, чтобы всем было от него хорошо. «Вот что значит влюбленный», — посмеивались сотрудники. «Любимый!» — ликовал он. И задумывался: что же это такое — любимый? «Ответное моему чувству? Но разве я не любил жену? Почему же там не было ответа? Любимый... Меня любят. Она любит меня... Галка, Галчонок...»

— Какой у тебя ясный взгляд, — говорила она.

— Ну что ты... обыкновенный, — он сам чувствовал, что взгляд у него и на самом деле ясный, ему так легко было глядеть на нее. Было такое ощущение, будто воздух совершенно прозрачен или его совсем нет, нет его! Быть любимым — это как если бы у него вместо одного сердца стучали два, и оба наполненные до краев радостью.

— Даже не верится... — он смеялся и крутил головой.

— Что не верится?

— Что ты меня любишь.

— Почему же?

— Да потому, что меня никто не любил.

— А жена?

— Жена? — Он словно проснулся. Жена... Да, ведь у него есть жена. За тысячи километров, совсем в другом мире, где нет тайги, сопок, быстрых рек, далеко-далеко. Но вот только стоило вспомнить о ней, и она стала со

страшной быстротой приближаться. И вот уже рядом. Он даже оглянулся в испуге. Но нет-нет, ее не было. И все же есть. — Жена? Нет, она меня не любила.

— А ты ее?

— Любил. Но не так, как тебя. Тебя я люблю еще за то, что ты любишь меня...

— Я люблю тебя...

И это «люблю тебя» звучало всю дорогу к дому, звучало и тогда, когда он сказал жене о том, что больше с ней жить не будет, что у него есть другая женщина, которая любит его.

— Что ты сказал? — побледнев, спросила жена.

Он повторил.

— Нет!.. Нет! — закричала она. И ничего уже не было в ней надменного, гордого. Он никак не думал, что она может так бледнеть. Ее лицо стало белым. И только глаза, широко раскрытые, полные ужаса, были черны. — Нет!.. Нет!.. Нет! — кричала она и хватала его за руки. И плакала, и умоляла не бросать ее. И клялась, что всю зиму, всю эту долгую разлуку тосковала без него, ждала, не находила себе места, что любит его, что только теперь поняла, как любит его. И он не в силах был оторвать ее руки от своих рук... И не в силах был бросить. Мешала жалость. И жить с ней не мог...

Струмилов сидел опустив голову. Рядом с ним мерно вздымалось большое, закованное в берега море. Его воды уходили в далекий простор, как бы зовя туда, где есть размах и величие пространства и где все невзгоды кажутся такими незначительными и пустыми. И Струмилов уже приподнялся, чувствуя, как что-то новое появляется в нем, и в эту минуту услышал тяжелые шаги по гальке. Галька скрежетала под ногами идущего. Это шла жена. Наконец-то догнала его…

1974

Сатана голая

Неподалеку от берега камень, большой, плоский, выступающий из воды. Зовут его Селезень. Он и верно с берега похож на селезня, ибо вся его грудь ярко-зеленая от тины, и когда откатывает волна, то эту гладкую зелень особенно хорошо видно. В бурю над ним — взрыв пены. Вода перекатывается через него, кипит. По тому, что творится на нем, можно определить силу волны и ветра .И опытные рыбаки, только глянув, уже знают: выходить им в море — так называют они Чудское озеро — или уж заняться дома по хозяйству.

С этим камнем связана одна дикая история, которую мне рассказали местные.

Жилу них в деревне дачник, старик с двумя внуками. Лодки у него своей не было, и попросил он соседа отвезти их троих на Селезень, а часика через три-четыре приехать за ними. Сосед отвез. Он бы дал им и лодку, но самому нужна была. На том и условились.

Море было спокойно. Солнце не дробилось на воде, а лежало широкой полосой. Время шло к вечеру, и ничто не предвещало перемены погоды. Обычно при таком безветрии и духоте клев бывает неважным, но старик как-то об этом не думал, ему интересно было закинуть в незнакомом месте удочку и ждать поклевку.