Деревянные пятачки

— Действительно, откуда это вам известно? — тонко выкрикнул Ваня Заозерский.

— Пора устраиваться на ночлег, — не глядя на них, спокойно сказал Никольский.

Да, пожалуй, это было самое разумное, потому что никаких надежд попасть в этот день в лагерь не оставалось.

— Никогда не думал, чтобы начальник отряда мог заблудиться! — наверно, чувствуя безнаказанность, а может, от страха, задыхаясь, крикнул Заозерский. — Кому сказать, не поверят! — Его остренький нос посинел и стал похож на клюв.

Буйков удивленно посмотрел на него и промолчал. Нам же было не до них. Никольский выворачивал из земли сухостойную сосенку. Ему помогал Барсуков. Я драл бересту. Ночь длинна, дров надо много.

— Давай запасай дрова! — крикнул Заозерскому Барсуков. — Чего стоишь!

И Заозерский стал помогать. А Буйков, как сел на валежину, так и сидел. Он думал.

Через полчаса уже вовсю полыхал огонь, делая наши лица то светлыми, помолодевшими, то осунувшимися, почерневшими. Говорить мы ни о чем не говорили. Хотелось есть, поэтому лучше было молчать. Никольский лежал на пышной охапке сосновых лап, упрятав длинный нос в сомкнутые руки. Буйков все сидел, устремив взгляд вниз. Наверно, думал о том, как выбраться к лагерю, а может, думал о том, как это могло случиться, что он заблудился. А может, только делал вид, что думает, а на самом деле ни о чем не думал. Отдыхал. Барсуков как лег спиной к огню, так и не пошевельнулся. Спал. Пытался заснуть и Заозерский, подложив руки под голову, но ему было неловко, и он все ворочался. Мне же почему-то спать не хотелось, и я глядел на огонь и подсовывал ему прутья и палки, чтобы он горел ровно, чтобы тепло шло от него во все стороны. Сеял мелкий снежок, будто кто манной крупкой сыпал. Вокруг костра было темно, и над головой было темно, как под черным зонтом.

— Не могу понять, как могло получиться, что я сбился с пути, — сказал Буйков. — Мне очень неудобно перед вами.

Я промолчал.

— Вы на меня сердитесь?

Я опять промолчал.

— Да, ужасно глупо получилось...

До меня донесся тяжелый вздох.

— Бывает, — сказал я, потому что дольше молчать было неловко.

— Главное, правильно шел.

— Хорошо бы завтра к обеду добраться в лагерь.

— Да...

— Вы знаете, куда идти?

— На юго-запад. Там должна быть Амгунь. Но ведь вы понимаете, река могла отвернуть. У Амгуни слишком большая миандра. Мы можем идти параллельно ее руслу, Но где-то все равно выйдем.

— Значит, вы не уверены?

— Ничего, все будет хорошо.

— Мы даже ружья не взяли... Есть охота.

— Спите, отдыхайте... Все хорошо будет.

Легко сказать, спите, отдыхайте, когда сверху сыплет крупа, спину обжимает холод и в животе пусто, как в порожней бочке. Я долго не мог уснуть. Перебирал в голове всякую всячину и, конечно, тоже думал о том, где может быть наш лагерь. В лесу выстрел слышен далеко. Завхоз наверняка должен стрелять. И он бабахает! Но мы не слышим. Значит, подходяще забрались.

— Интересно, на какое расстояние разносится выстрел в лесу? — спросил я Буйкова.

Он не ответил. Спал. Так сидя и спал, опустив голову. И Заозерский наконец успокоился. И меня потянуло в сон. Я подкинул еще несколько сухих валежин, сверху придавил сырьем, чтобы не так быстро сгорели, и закрыл глаза. Уснул я быстро, но спал тревожно, несколько раз просыпался от холода, подкидывал дрова и снова засыпал.

Проснулся от громкого разговора. Было около восьми, но темень стояла совсем ночная. Сыпал мелкий сухой снег. Надо бы еще подремать, но сон уже развеялся, да и обстановка не располагала понежиться, и я закурил и стал слушать, о чем они там...

— Я не настаиваю, как решите, — сухо сказал Буйков.

— Мы же надеялись на вас как на каменную стену! Доверились! А вы? — тонко выкрикнул Заозерский.

— Странный вы человек, Женя. Будто я нарочно сюда завел... И на старуху бывает проруха...

— К черту с вашими поговорками!

— Я бы не советовал вам так со мной разговаривать, — еще суше сказал Буйков. — Я не теряю надежды вернуться.

Заозерский быстро взглянул на него, чего-то сообразил и вежливо сказал:

— Извините, я немного не в себе... Нервы.

— Так что же вы предлагаете? — спросил Барсуков.

— Я советуюсь. Давайте подумаем вместе.

— Из этого следует, что вы не знаете, куда идти, — медленно сказал Барсуков.

— Ориентировочно я знаю, но ведь вы же понимаете, я не имею права рисковать вами без вашего согласия‚— как-то невразумительно ответил Буйков.

— Значит, не знаете, — в раздумье сказал Никольский, заводя часы и прислушиваясь к их тиканью. — Тогда я вот что вам скажу. Я пойду сам по себе. Кто хочет, может идти со мной. Но предупреждаю: ни в чьих советах не нуждаюсь! И еще, чтобы не хныкать, если кто пойдет за мной. И ни в чем не упрекать меня. Я никого не зову. — Голос его звучал негромко, но властно.

Теперь было уже утро — еще неясное, но деревья все же начинали выделяться из тьмы, и метров на десять все довольно хорошо просматривалось. Никольский поглядел на небо, сориентировался по чуть побледневшему его краю и направился от костра. И сразу же за ним шагнул Заозерский.

— Я с вами! — крикнул он Никольскому.