Деревянные пятачки

Хотя нас уже не только сжирало сомнение, но где-то прорастала и недобрая уверенность, что мы заблудились все же окончательного, как тупик, вывода не было, что Буйков не знает пути. Теперь же все сомнения отпали, и мы глядели на него так, будто он нарочно сыграл с нами нехорошую штуку.

— Странно, по времени мы должны бы уже выйти к Амгуни, а это разве Амгунь?

Он стоял перед нами высокий, в добрую сотню килограммов, с красным, распаренным лицом. До этой минуты я как-то не задумывался над его недостатками. Все в нем казалось мне достойным начальнического поста. Поэтому я брал его целиком, взаглот. Я не люблю волосатых, но у Буйкова даже его волосатые пальцы, казалось, внушали силу. А вот теперь, выходит, силы-то и нет. Стоит и растерянно улыбается, будто потерял казенные деньги.

— Как вы думаете, где Амгунь?

В другое бы время мы хохотнули, — что может быть глупее такого вопроса! Но тут нам было не до веселья. Уже смеркалось, и лес казался гуще, и до потной спины пробирался холодок. Под утро мог ударить заморозок. Да и жрать нам хотелось. Так что было совсем не до смеха, когда он спросил, как мы думаем, где Амгунь.

Амгунь — большая быстрая река — нам нужна была для того, чтобы попасть на ее берег. Там лагерь! Чтобы забраться в палатку, поближе к печке, и обжигаться горячим чаем, попутно расправляясь со свежей лепешкой. Завхоз давно уже переправил наши манатки и экспедиционное имущество по реке на лодках и теперь нервничает. Еще бы! Каша с мясными консервами остыла, уже вечереет, а нас все нет! Черт дернул нас увязаться за Буйковым, — не не хотелось мокнуть в воде. К тому же Буйков сказал, что пути от силы километра три. И мы пошли за ним и уже намесили верный десяток. И после этого он нас спрашивает, где река.

Не знаю, как другие, но я сразу вспомнил тот путь, который мы прошли, покинув лагерь. За все время нам не попалось даже звериной тропы. Сначала мы продирались сквозь тальниковые заросли в поймах пересохших рек, хпюпали по марям — болотам на вечной мерзлоте; потом пошли один за другим ручьи, и каждый ручей надо было переходить вброд, потому что мы и не подумали прихватить топор, чтобы сделать мосток. И, мокрые, мы потели и мерзли и снова потели и мерзли. Но тогда еще никто не знал, что Буйков заблудился и ведет нас наугад, — думали, ну и путек нам выпал! Утешали себя тем, что в тайге готовых троп нет. Тут асфальтировать некому. Так что ничего, терпели. А теперь, оказывается, он нас завел и еще спрашивает:

— Как вы думаете, где река?

— А откуда нам знать, — так грубовато ответил ему старший техник гидрометрист Николай Барсуков и содрал с ноги сапог, чтобы вылить из него воду. — Мы за вами шли.

— Да, мы за вами шли, — с упреком в голосе вежливо сказал Заозерский.

Тогда и я включился, выразил свое недоумение.

— Куда же нас занесло? — сказал я.

Еще оставался Федор Никольский, четвертый, кроме начальника, узкоплечий, сутулый топограф. Он ничего не ответил. Он даже не обернулся, когда Буйков сказал: «Как вы думаете, где река?» Он сел на валежину и стал сворачивать козью ножку. А мы уставились на Буйкова. Теперь он начал оглядываться — наверно, надеялся увидеть Амгунь. Или услышать ее шум. Она шумит, как идущий поезд. Но где там, тишина. Только свистит в ветвях ветер. И все...

— Так куда же нас занесло? — еще раз спросил я. Мне не очень-то нравилось оставаться голодному на ночь. Холода я не боялся — костер свое дело сделает, но еду не заменит.

— И сам не пойму, — признался Буйков. — Шли вроде правильно. И через марь перебрались, и пять ручьев пересекли...

— Шесть, — негромко поправил Никольский, раскуривая цигарку.

— Как шесть? — удивился Буйков.

— Так, шесть, — спокойно ответил Никольский.

— Если так, то надо идти назад. Перебраться через последний ручей и свернуть вправо... Но, странно... Товарищи, кто-нибудь из вас считал, сколько мы перешли ручьев?

— А откуда я знал, что надо считать, — ответил Николай Барсуков. Он теперь из другого сапога выливал воду. — Вы вели!

В другое бы время Буйков сделал ему замечание за грубый тон, но тут промолчал. Мы с Заозерским ничего не ответили. И он понял, что мы тоже не считали.

— Не может быть, чтобы мы пересекли шесть ручьев, — в раздумье сказал Буйков. — Я же считал...

— Шесть, — уверенно сказал Никольский. Цигарка у него раскурилась, и он с наслаждением затягивался.

— Ну, что ж, тогда пойдем обратно, — сказал Буйков.

— А вы уверены, что выйдете на последний ручей? — спросил Никольский, не глядя на Буйкова.

— Ну а почему бы не выйти? — сказал Буйков.

— Если знаете, ведите, — сказал Никольский.

Буйков посмотрел на компас и сказал:

— Вот так надо идти, — и показал рукой. — Вы согласны?

Никольский согласился, и мы пошли назад, еще не сознавая, что Буйкову нельзя доверять.

Наверно, с час мы брели, а ручья все не было. Стемнело. А ручья все не было.

— Стоп! — крикнул Барсуков, и мы тут же остановились. — Где ручей-то?

— Я на северо-запад шел... Должны были выйти на него... Я не мог сбиться с направления...

— Вы взяли выше его истока, — сказал Никольский.

— Почему это вы решили? — раздраженно спросил Буйков.