Деревянные пятачки

— А то вот еще случай был, в нашем доме. Старуха травами лечила. К ней много шло. Пришел к ней раковый. Ну совсем уж на последнем издыхании — кожа да кости. Вылечила ведь! Врачи, доктора, профессора самые известные отказались, а она, вот тебе, будь здоров, вылечила! Ну конечно, ее врачи вызывают к себе. Как, мол, так она рак вылечила. А она не идет. Послали на дом человека. А ему — ее уже и в живых нет, схоронили, говорят. И верно, умерла. Вот и опять тайну с собой унесла. Много таких печальных историй...

— Куда больше, — буркнул я, укладываясь поудобнее у костра.

— Да-а... Часто вот так получается, ну пустяк остается человеку до счастья, а тут как раз его и подсечет. Или вот возьми хоть такой случай... У нас на Волхове. Рыбачок один, незадачливый — ужас! У других улов, а у него полтора ерша. Даже притчей стал, смеются над ним, да и всё. Что ты сделаешь? Ну, как-то еду с утренней зорьки мимо него. «Как дела?» — спрашиваю. А он вместо ответа подымает садок из воды, а в нем, в садке-то, полным-полно лешшов, да все здоровые, есть кило по три. Ну скажи, удача какая!..

— Утонул, что ли? — не выдержав, спросил я.

— Точно. А ты откуда знаешь? Или слыхал про него? Степан Васильевич Боков фамилия ему. Утонул. В тот же день и утонул. Ведь чудо пришло к нему, сколько он ждал такого случая, а вот кто-то не хочет, чтоб доставалось оно человеку. Пошел снимать якорь с кормы, да и запнись за веревку, с тем и в воду, и поминай как звали. Нашли его через неделю, внизу, во куда снесло. И вот опять тайна, место там плохое для рыбы, как же он взял лешша? Видно, свою приманку применил. А какую, про то никто не знает... — Он пошевелился, укладываясь поудобнее. Помолчал, затем улыбнулся и сказал: — А на Волхове рыбалка куда тебе. Там и энтот ветер не во вред. Станешь с подветренной стороны, и лови себе. Ты вот приезжай, покажу места. И шучьи, и лешшовые. Мне всего пустяк до пенсии остался, как раз к маю будущего получу, уж тогда отведу душу. Поставлю на берегу палатку и все лето... а что? — все лето проведу там... Сам себе хозяин, никуда торопиться не надо. Наездился я, проводником работаю. Надоело мотаться, а тут благодать. Костерок, ушица... Ни одну зорьку не пропущу. Это главная мечта моей жизни. Хорошо! — Он засмеялся, в глазах у него неожиданно появилось столько мягкой, душевной теплоты, что нельзя было в ответ не улыбнуться. — Во! Ты понимаешь это дело. Вот такие люди мне по сердцу. Ты приезжай, а? Давай мне свой адрес. Как выберусь на пенсию, так и отпишу тебе, будешь жить у меня в палатке. Приезжай. — Он порылся в кармане, достал карандаш. — Бумаги бы какой клочок. У тебя нет? — У меня не было. — Вот ты жалость какая! — с сожалением воскликнул он. — А на память я не надеюсь... А постой-ка... — Он полез в мешок и достал мятую газету. — Вот тут и запишем. Говори адрес!

Но я не мог сказать: все эти истории с трагическими концами каким-то образом насторожили меня, и я, никогда не веривший во всю эту чертовщину, поддался ей — может, тому причиной была ненастная ночь, ветер, человек, ожидающий чуда, чтобы наконец-то в его жизни произошло что-то удивительно радостное, но я почувствовал, что давать адрес нельзя, что если я дам, то черт знает, а вдруг появится еще одна история, и в ней уже буду героем я, не узнавший ни щучьих, ни «лешшовых» ям.

— Ну чего же ты, говори, — настойчиво сказал рыбачок. — Я ведь тоже не каждому покажу, а тебе, коли нас судьба свела у твоего костерика, с полным удовольствием.

— Ни к чему мне это. Уезжаю в другой город, — соврал я.

— Э-э, жалко... Ну да ладно, чего ж делать... А показал бы...

Я ничего не сказал, и он замолчал.

Ветер к утру стих. По небу неслись серые лохматые тучи. Солнца не было и в помине. Вдоль всего берега шевелилась грязная пена.

— Будь ты неладна и Ладога эта! Черт ей друг, — злился рыбачок, уводя лодку от камней. — Эва что делает! Нет, ты смотри, как бьет она! Да она, проклятая, так и лодку размочалит... Тьфу, будь ты неладна!

Он что-то еще говорил, ругался, но я уже не различал за воем ветра и плеском волн его слов, — выводил лодку в открытую воду, подальше от берега, от подводных камней, глядел на рыбачка, направлявшего лодку вразрез волне, и где-то в душе надеялся еще раз встретиться с этим человеком.

1965

Чтобы она не тревожилась

Шторм начался так внезапно, что рыбаки даже не успели проверить сети. Хлынул дождь, замутив вокруг весь воздух, поднялась волна, рванул ветер, такой, что чуть не сорвало мотобот с якоря, и небо припало к воде. Такое часто бывает, когда на солнце в ясный день накатывает черная туча. И скрылись берега. Бригадир, молодой, еще безусый парень, заорал, чтобы бросали все к чертовой маме и скорей-скорей к берегу, но не домой, нет, домой путь заказан — восемь километров против волны, да еще с тремя лодками на буксире, не пройти, — а в бухту, совсем в другую сторону, чтобы там отстояться и уж потом, когда ветер поутихнет, двинуть к дому.