Деревянные пятачки

— А вы не скажете, как до него добраться, чтобы поскорее?

— Поскорее? А вот через бункер, там вагонетки ходят. Садись в вагонетку и езжай. Только не сорвись — тряпья не соберут.

— Хорошо, постараюсь. Спасибо. — И Киселев побежал к чернеющему вдали бункеру.

Там вовсю шла работа, — из широкой горловины в порожние вагоны беспрерывным потоком лился уголь. Тут же рядом, откуда-то из черных глубин выскакивали вагонетки с углем, с ними кто-то что-то делал, и они, уже пустые, мчались обратно в черные глубины. Киселев различил в темноте несколько человеческих фигур, но подойти к ним не решился, опасаясь, как бы они его не прогнали, и незаметно, боком, боком, подошел к дощатому полукруглому сооружению с черным входом, юркнул туда. Мимо него прошла пустая вагонетка, и сразу же еще одна, и еще. На следующей он уже мчался в черное пространство. Его качало, мотало. Он стоял между вагонетками, на сцеплениях. Сцепления с лязгом, скрежетом, стоном сталкивались, наползали друг на друга, вагонетки смыкались, и было все время такое ощущение, что они наконец-то сомкнутся и тогда раздавят его, но они только пугали. Ни огней, ни просветов, ничего не было в этом черном тоннеле, — лишь визг, скрежет, грохот, лязганье и ветер, ветер, срывающий со спины полушубок, заворачивающий на сторону нос, если попытаться смотреть вперед. Нет, лучше уж и не смотреть, а стоять, закрыв глаза, судорожно вцепившись в края вагонеток.

— А-а! — закричал Киселев и не услышал своего голоса.

Да, тут могло раздробить, растрепать на куски, если не дай бог сорвешься, и никто никогда не узнает, что погиб человек, а если по каким клочкам и догадаются, то уж все равно не узнают, что погиб он, Киселев, ехавший за справкой о подохшей лошади.

— А-а! — Нет, не слышно голоса. — А-а! — Не слышно.

Неожиданно мрак остался позади, и на небе заиграли звезды. Куда-то в неизвестное катилась полноликая луна. Завиднелся, в геометрических очертаниях фигур, большой поселок. Вдоль узкоколейки потянулся длинный дощатый забор. Оборвался, и вагонетки стали входить в раскрытые ворота,

Киселев соскочил и сделал несколько неуверенных шагов, — ноги у него тряслись.

К нему шел сторож в громадном тулупе, с громадным поднятым меховым воротником, с охотничьим ружьем в руках.

— Кто такой будешь? Жизнь, что ль, надоела, на вагонетках носишься? — хрипло спросил он.

— Я из экспедиции. Ветеринара мне нужно. Лошадь подохла, — как бы извиняясь, пояснил Киселев.

Сторож внимательно посмотрел на него и, видимо, убедившись, что человек не врет, переложил ружье в одну руку.

— Ветеринар напротив отсюда. А чего с лошадью?

— Да, понимаете ли, шла, потянулась за веткой и упала.

— Голодная небось?

— Не знаю, кормили ее. Двести граммов овса и два

килограмма сена на день.

— Дела, — вздохнул сторож. — Ну иди, вон у него в окошке желтеет ночник.

И Киселев побежал к окошку, в котором желтел ночник. Постучал в дверь. Но ему никто не отозвался. «Неужели его нет?» — со страхом подумал Киселев и нажал на дверь. Она легко подалась, и он вошел в сени. Сюда из комнаты доносились мужские голоса. Он снова постучал и, услышав: «Входите, кто там?» — вошел.

При свете лампадки двое играли в карты, — похоже, в подкидного, потому что на столе лежала колода карт с открытым козырем и в руках у каждого из играющих были карты.

— Здравствуйте, — сказал Киселев, снимая шапку, и улыбнулся. Наконец-то он нашел того, кого искал. — Я к ветеринару.

Бритоголовый, с широкими сросшимися бровями игрок посмотрел на него, бросил одну карту на стол и, когда партнер покрыл ее, бросил еще одну. Тот принял.

— Ты думал, это тебе пельмешки кушать, — засмеялся бритоголовый и, взяв прикуп, снова пошел под своего партнера, не обращая никакого внимания на Киселева.

— У меня очень срочное дело. Вы меня извините, что я так ворвался. Мне нужен ветеринар, — сказал Киселев.

— Садись. Подожди, разве не видишь, кончаем игру? — сказал, не глядя на него, бритоголовый и бросил на кон козырного туза. — Нет, это тебе не пельмешки кушать, — засмеялся он, взблескивая белыми крупными зубами. — Сдавай! Итак, счет четырнадцать — пять в мою пользу. Чего у тебя? — спросил он Киселева.

— Понимаете, лошадь подохла...

— Если подохла, закопать надо, а шкуру сдать в Заготкожсырье и получить деньги, тогда придешь ко мне, и мы составим акт... Значит, счет четырнадцать — пять в мою пользу, начинаем новую игру.

— Но... — начал было Киселев.

— Никаких «но», сказал — все ясно. Сдать шкуру, принести справку, тогда составим акт. Ходи!

— Тут, видите ли, я очень прошу вас выслушать меня. Тут не все так просто... Лошадь находится в пяти, даже шести километрах отсюда. Я из экспедиции. При лошади остался мальчишка. Он замерзнет, очень плохо одет. И потом, я не смогу снять шкуру... Я вас очень прошу, пойдемте туда. Посмотрите.

— Чего смотреть, я верю — лошадь пала; Лошади вообще падают, а не дохнут. Дохнут крысы. Ходи.

— Ну как же мне быть? — чуть ли не со стоном сказал Киселев. — Я ничего этого не умею... Скажите, а можно найти кого-либо, кто снял бы шкуру?