Деревянные пятачки

Роды у Настасьи прошли тяжело, но она все же подарила Васе здорового сынишку. Правда, ей это принесло разные болезни, она быстро исхудала, и все увидели, что Вася моложе ее лет на десять. Но Васе это было как-то ни к чему. Он не любил жену, и потому ему было все равно.

— Что, Вася, «Волгу» выиграл? — крикнул я ему при встрече.

— А ты верь больше, наговорят, — улыбаясь, ответил он.

— Неужели наврали?

— А то как же! Был у меня билет, да ничего не выпало.

— Жаль, а я думал, ты и вправду выиграл.

— Не, это подшутили. Многих кто-то в обман ввел. Ловкий, должно быть, стерва. Не верь. — И улыбнулся так, чтобы я успокоился и не думал больше об этом.

1971

Дом на бугре

В начале мая у многих своротило мостки доходом, — со скамеечками, на которых было так приятно посидеть, прежде чем войти в воду, с лесенками, по которым было так удобно вылезать из воды. Лесенки были с перильцами. Чудесные у многих горожан были мостки. Но лед своротил их.

У артиста Погожева своротило не только мостки, но и громадный ящик, в который Погожев загонял от непогоды лодку. В свое время и ящик, и мостки строил ему Игнат Николаевич — местный житель. И когда построил, то Погожев не только рассчитался с ним, как было условлено, но и сверх, за усердие, подкинул десятку и еще угостил стаканчиком. Так вот, в тот день, когда ледоходом своротило мостки, он пришел к нему с просьбой, чтобы Игнат Николаевич поправил причал.

— Это можно, — ответил Игнат Николаевич, втюкивая топор в бревнышко. — Это мы сделаем.

— Только уж, пожалуйста, поскорее, — попросил Погожев и улыбнулся так, как обычно улыбался на сцене, отвечая на аплодисменты, — приветливая была у него улыбка, располагающая, мягкая, добрая.

— Как потеплеет, так и сделаем, — ответил Игнат Николаевич. Он тоже улыбнулся, но совершенно не заботясь о том, как выглядит его улыбка. Улыбнулся просто потому, что рад был заказу. Работе был рад! Он никогда не отказывался. Чем больше работы, тем увереннее в жизни себя чувствовал. И у него работы, как и уверенности, хватало.

Так уж случилось, что из местных он один жил на бугре, поэтому к нему чуть ли не все горожане и лезли. Удивительно беспомощный народ! Ничего не могут сделать сами, не руки, а тряпки какие-то. Крылечко ли подправить, сарай ли для дров сколотить, крышу резиновым шифером перекрыть, или те же мостки соорудить на озере, или забор поставить — всё к нему обращаются. Также дров напилить и переколоть. Ради бога, пожалуйста! И что интересно, никогда не торгуются в цене. Как ни скажет Игнат Николаевич, столько и платят. Да еще благодарят, а другой раз и стаканчик водки вынесут.

— Нет уж, пожалуйста, теперь сделайте, — попросил Погожев и улыбнулся еще приветливее, как обычно улыбался первым рядам и центральной ложе. — Завтра день моего рождения. Гости приедут.

— Вода холодная, — сказал Игнат Николаевич, — к тому же ветер.

Ему с бугра было видно все озеро, взъерошенное, разбитое солнцем на миллионы бликов.

— Что касается оплаты, то, как всегда, сколько скажете, — все с той же улыбкой для первых рядов сказал Погожев.

— Пятьдесят рублей, — не сразу, тяжело обронил Игнат Николаевич. Он знал, вода ледяная, а в ней придется стоять до пояса, забивать столбы, иначе никак. И поглядел артисту в глаза, думал, сузятся, что-то дрогнет в них. Нет, спокойно перенесли. Даже что-то вроде радости в них блеснуло.

— Пожалуйста!

Да, прямо повезло, что он поставил свой дом на бугре. В то время бугор был пустой, росли на нем только дубы да липы, громадные дубы и липы, посаженные еще хуторянами. Когда-то хуторяне жили на этом бугре. Потом колхозники, до укрупнения. А потом дома свезли и задичал бугор. И осталось от домов только что фундамент из дикаря, схваченный цементом, да погреб с каменным сводом. На этом погребе и поставил свой дом Игнат Николаевич, когда бугор отошел к поселку. И ни к чему было, что с бугра открывается красивый вид на озеро. Больше того, жена была недовольна — дуло с озера, ветер гулял по бугру. «Ничего, посадим вдоль забора елок, защитят. Зато погреб есть. Идем, глянем еще раз». И он спускался с женой по кирпичным ступеням в подземелье. И стены, и пол, и, что особенно радовало, свод были выложены вековым старинным кирпичом. Добротная работа! На тысячу лет хватит такого погреба. Бомбоубежище, а не погреб! И никакой плесени, никаких грибов... Так что погреб подсказал ему, где ставить дом. А уж потом красота открылась. Это когда стали застраиваться горожане. Позднее...